| |  | | | Анна Петровна Керн | | | |
 колько же лет минуло с тех пор, когда я впервые попала в город Торжок? Кажется, 11 или 12. Шла перестройка, и, взбудораженные внезапными переменами, мы, журналисты, мотались по Союзу, уже трещавшему по всем швам. В деревне нарождалось первое фермерство. Это и привело меня в одно из сел Торжокского района. Стоял снежный, морозный январь. После окончания основных дел аграрные деятели предложили мне "на закуску" проехаться по Пушкинскому кольцу. Это прозвучало как приглашение на праздник. А разве не праздник для всякого мало-мальски образованного человека посещение мест, связанных с именем великого поэта?
И впрямь - настоящее кольцо! Тверь, Торжок, Старица, Берново, Курово-Покровское, Грузины, Павловское, Малинники. Пушкин не раз проезжал по этим местам, останавливался в гостиницах, гостил в барских усадьбах, встречался с друзьями, радовался жизни, влюблялся. И создавал свои бессмертные произведения. Навсегда остался в моей памяти солнечный зимний день в Бернове, анфилады больших комнат огромного, даже по современным меркам, дома семьи Вульф, заснеженные вековые деревья в парке, где когда-то прогуливался Александр Сергеевич. И вот недавно, по приезде в Россию вновь представилась возможность побывать в Торжке, да еще в пору весеннего цветения. В субботний день мои друзья Ольга и Виталий везут меня в Берново. День выдался пасмурный, время от времени начинал моросить дождик. Едем мимо маленьких, а иногда и просто заброшенных деревенек, где остались по две-три развалившихся избушки. И каждая - утопает в буйно цветущей сирени. Ее яркая, сочная кипень скрашивает унылый сельский пейзаж. Даже не многие москвичи, к моему удивлению, знают о Бернове. А между тем, после непревзойденного Пушкинского заповедника в селе Михайловском, на создание которого положил свою жизнь Семен Гейченко, после дома на Мойке в Ст. Петербурге, это - самый интересный музей, посвященный Пушкину. Но сначала о старинном тракте Москва-Петербург, по которому проезжал Александр Сергеевич более 20 раз. Этот тракт пересекал Тверскую губернию. В Твери, Торжке, Вышнем Волочке Пушкин ночевал, менял лошадей на почтовых станциях, обедал в гостиницах. Под звон колокольчика, под унылые ямщицкие песни рождались строки: Долго ль мне гулять на свете
То в коляске, то верхом,
То в кибитке, то в карете,
То в телеге, то пешком?
В Твери он обычно останавливался в гостинице итальянца Гальяни. Для своего друга С.А.Соболевского Пушкин составил шутливый путеводитель. Там есть строки: У Гальяни иль Кольони
Закажи себе в Твери
С пармазаном макарони
Да яичницу свари.
Среди друзей поэта было много уроженцев тверского края: любимый наставник Царскосельского лицея, адъюнкт-профессор А.П.Куницын, поэты Плетнев и Глинка, автор исторических романов Иван Лажечников, которого Пушкин назвал "русским Вальтер-Скоттом". В Твери родился и вырос Иван Андреевич Крылов. Его рассказы, услышанные от отца, который командовал солдатами во время осады Оренбурга войсками Пугачева, пригодились Пушкину в работе над "Капитанской дочкой". В Твери часто бывал художник Орест Кипренский. В 1827 году он написал портрет Пушкина. Увидев портрет, Алексадр Сергеевич воскликнул: "Кипренский, ты мне льстишь!" Художник Н.Уткин, тоже тверичанин, незаконнорожденный сын М.И.Муравьева, отца двух декабристов - Александра и Никиты, сделал гравюру с портрета работы Кипренского. Современники считали, что это - лучшее изображение поэта. А мы подъезжаем к усадьбе Вульфов в Бернове. Богатые помещики были эти Вульфы, жили на широкую ногу. Вот как описывает их берновский дом одна из знакомых Пушкина: "Это был настоящий помещичий замок - необыкновенно толстые стены, анфилады просторных залов, высокие светлые окна второго этажа, под домом вместительные подвалы... В нем было около тридцати комнат. По бокам дома выстроены каменные флигели. Дом стоял на горе южным фасадом к саду, впереди его простирался большой двор, окруженный каменной оградой..." Не стану утруждать читателя сложными генеалогическими переплетениями старинного рода дворян Вульфов. Скажу только, что при Пушкине хозяином Бернова был Иван Иванович Вульф, в молодости блестящий гвардеец при дворе Екатерины II, музыкант, душа общества. Женившись на хорошенькой богатой девушке, он навсегда осел в Бернове. Алексей Вульф, друг Пушкина, доводился ему племянником. Еще и двухсот лет не прошло, как входил в этот дом Александр Сергеевич. Нам, шагнувшим в XXI столетие, этот срок как-то уже не кажется большим. С невольной робостью берусь я за дверную ручку. Есть разные музеи. В одних собраны интересные материалы. Ходишь, смотришь, но почему-то душа остается спокойной. Значит, не высеклась Божья искра. Почему? Наверное, истинный музей - не просто собрание вещей, а еще и что-то невидимое, витающее в атмосфере. Может, любовь создателей к тому, чьей памяти они посвятили свой труд. Когда я была в селе Константиново, под Рязанью, в доме-музее Сергея Есенина, встречи с поэтом у меня не состоялось. С грустью покинула этот деревенский дом, где родился и вырос Есенин, чьи стихи так часто звучат в душе. Ему не повезло. О Семене Гейченко много сказано и написано. Этот человек сумел сотворить чудо в Михайловском-Тригорском, навсегда поселить там дух нашего гения. Но и в Бернове есть то таинство, что дает нам возможность как бы шагнуть назад, в прошлое, прикоснуться к делам "давно минувших дней", почувствовать нечто, витающее в залах барского дома. Во время своей михайловской ссылки, когда, по определению Д.В.Анненкова, "его существование было порывистым и неуютным", Пушкин пять раз приезжал сюда, в Старицкий уезд, бывал и в Бернове. Здесь ему отводилась большая светлая комната на втором этаже с балконом, с видом на парк. Идем по музейным залам. Вот подлинные вещи близких людей поэта, которые невозможно рассматривать без волнения. Семейная реликвия Вульфов - икона в серебряном окладе, охотничий рожок, пистолет Алексея Николаевича, шкатулка его младшей сестры Евпраксии, Зизи, с которой Пушкина, до конца его дней, связывала нежная дружба. А тут, как сказала нам молодая женщина-экскурсовод, уголок уездной барышни. Альбом с шелковой обложкой, что были тогда у этих барышен в большой моде, вышитая бархатная подушка, засушенные, уже выцветшие от времени цветы. И сразу вспомнились стихи: Цветок засохший, безуханный,
Забытый в книге вижу я:
И вот уже мечтою странной
Душа наполнилась моя:
Где цвел? когда? какой весною?
И долго ль цвел? и сорван кем?
Написал эти стихи Пушкин здесь, неподалеку, в Малинниках - о них речь впереди. Книжный шкаф, принадлежащий Вульфам, книги, ломберный столик, диван, стулья, кресла, столовое серебро, остатки сервизов... Все подлинное, все отсюда. Как могло сохраниться такое добро после стольких катаклизмов, потрясших Россию? Можно сказать, музею в Бернове несказанно повезло. Некоторые вещи счастливо вернулись после долгих проволочек на прежнее место. Ломберный стол и три стула прибыли сюда из Таллинна. Много вещей передал музею Дмитрий Алексеевич Вульф, 95-летний потомок славного рода, живущий в Москве. После революции в разграбленном имении помещалась местная сельскохозяйственная коммуна, после нее школа-семилетка, потом - средняя школа. Во время войны немцы приспособили первый этаж под конюшню. На втором располагался госпиталь. Во время бомбежки дом горел. Топили печи немецкие солдаты вековыми деревьями из парка. И все же, после долгих злоключений, в 1976 году в Бернове открылся музей. И какой музей! Проходим по залам. Здесь обедали. Здесь танцевали. На старом рояле нам наиграли старинный вальс. А у меня в ушах тотчас зазвучала прекрасная музыка Александра Свиридова к фильму "Метель" по одноименной повести Пушкина. Мелодия удивительная, полная света, любви и печали, так ярко говорящая нам о дорогих мгновеньях, которые "давно прошли, давно их нет"... Молча выходим в парк. Говорить не хочется, чтобы не нарушить, не расплескать. Парк - ровесник усадьбы, его заложили в конце XIII века на пятнадцати десятинах земли. Липовые аллеи, по которым ходил Пушкин. Вековые дубы, вязы. Сохранился и пруд. А вот самая старая часть парка - Парнас. Церковь Успенья Божьей матери тех времен. У стен ее похоронены многие из тех, кто танцевал на местных балах, собирал полевые цветы, слушал стихи из уст самого поэта. А что если осмелиться и сорвать две-три веточки цветущих незабудок? Несколько дней берновские незабудки голубели в стакане на моем столе... Дотошные наши современники подсчитали: Пушкин провел в Старицком уезде около 100 дней. И это были весьма плодотворные 100 дней. Несколько раз бывал он в Малинниках. Это второе имение (первое - в Тригорском) Прасковьи Александровны Осиповой-Вульф. "Хоть малиной не корми, да в Малинники возьми", - пересказывает шутливые строчки Александра Сергеевича Анна, старшая дочь Прасковьи Александровны, безнадежно влюбленная в поэта. Малинники... Уютом, тишиной, чистым серебряным, а скорее - малиновым звоном веет от этого слова. В письме к Дельвигу из Малинников поэт пишет: "Здесь мне очень весело. Прасковью Александровну я люблю душевно". Впервые он приехал сюда в конце октября 1828 года и прожил целых семь недель. На дворе стояла глубокая осень. Дожди, бездорожье, первые холода, туман над речкой по имени Тьма, треск березовых дров в печах. Самая плодотворная, самая любимая Пушкиным пора. Здесь он работал над пятой главой "Евгения Онегина". Здесь написал стихи "Анчар","Чернь", "Ответ Катенину", составил план повести "Кирджали". Ему хорошо жилось и работалось в этой тихой усадьбе, в окружении милых сердцу хозяек, с которыми он сдружился еще в Тригорском. В Старице, на балу, Пушкин встретил миловидную синеглазую девушку Катеньку Вельяшеву, которой посвятил стихотворение: Подъезжая под Ижоры,
Я взглянул на небеса
И воспомнил ваши взоры,
Ваши синие глаза...
В трех верстах от Бернова, на берегу Тьмы приютилась деревенька Павловское. У хозяина здешней усадьбы, Павла Ивановича Вульфа (опять Вульф, поистине плодоносное древо!) была к Пушкину сердечная привязанность. Дважды гостил Александр Сергеевич у добрейшего хозяина. Второй раз он останавливался здесь, возвращаясь из поездки в турецкий Арзрум. Здесь написал он свое знаменитое и хорошо известное всем по школьным зубрежкам стихотворение "Зимнее утро". В Павловском Пушкин начинает свой "Роман в письмах". Он остался незавершенным, но многое из него впоследствии перенесено в "Барышню-крестьянку", "Историю села Горюхино", написанные уже в селе Болдино, в пору "болдинской осени". Несколько раз гостил Пушкин в Курово-Покровском, что в пяти верстах от Бернова, у помещика Павла Ивановича Панафидина. Упоминаю об этом ради следующего факта. Полвека спустя, сюда, в имение своего дядюшки (очевидно, сына или внука Павла Ивановича) приезжала Лидия Стахиевна, Лика Мизинова, приятельница Чехова. Она приглашала сюда художника Левитана. Именно здесь, в Курово-Покровском, написал он свои картины "Омут", "Осень", "Сжатое поле". Так удивительно порой закольцовываются судьбы людей, вознесшихся на самую вершину русской культуры. Торжок, увы, нельзя нынче назвать процветающим городом. Как лежала на таких маленьких провинциальных городках печать уныния и заброшенности в советские времена, так и осталась. Только тогда были здесь скверные дороги, неосвещенные улицы, но не было безработицы. А сейчас прибавилось и она. В эту смутную переходную пору некоторые предприятия закрылись, другие работают в полсилы. Молодежь, не видя перспектив, покидает родной город. А жаль. Торжок сохранил, как говорят, следы былой красы. Стоит он на реке Тверце. Сохранился Борисоглебский монастырь, собор при нем, в котором иконы писал знаменитый художник В.Боровиковский. По указу императрицы Екатерины II построен тут Путевой дворец, превращенный позже в почтовую станцию и гостиницу. Торжок ведь стоял на главном тракте России, что связывал две столицы: Петербург и Москву. Недалеко от въезда в город находилась гостиница Пожарского. В те годы владелицей его была Дарья Евдокимовна Пожарская, красивая, предприимчивая женщина, умевшая и отменные котлеты поджарить, и гостей именитых принять. В том самом шуточном путеводителе, составленном для С.А.Соболевского, Пушкин пишет: На досуге отобедай
У Пожарского в Торжке,
Жареных котлет отведай
(именно котлет!)
И отправься налегке...
Сам поэт останавливался "у Пожарского в Торжке" более 20 раз. Однажды, возвращаясь из Москвы и отдав должное кулинарному искусству Дарьи Евдокимовны, он зашел в "сафьяновую лавку", где продавались изделия из кожи, сукна, бархата, вышитые местными мастерицами золотыми и серебряными нитями. Несколько шитых золотом поясов, бывших тогда в моде у светских дам, Пушкин приобрел в подарок Вере Федоровне Вяземской. Уже из Михайловского он напишет своему другу П.А.Вяземскому: "Получила ли княгиня поясы и письмо мое из Торжка?.. Ах, каламбур! Скажи княгине, что она всю прелесть московскую за пояс заткнет, как наденет мои поясы..." Несколько лет назад в Торжке возобновилось золотошвейное производство. Побывала и я в "сафьяновой лавке". Выглядит она, правда, как заурядное сельпо, но изделия продаются красивые. "Поясы"давно не в моде, и я купила на память салфетку из тонкого сукна цвета бордо, расшитую золотом. Гостиница Пожарских, к счастью, сохранилась. Дом этот - поистине историческая реликвия. В нем останавливались чуть не все русские классики: Н.В.Гоголь. И.С.Тургенев, Л.Н.Толстой, А.Н.Островский. Правда, на мемориальной доске значится только одно имя - Александра Пушкина. Неподалеку от гостиницы - одноэтажный деревянный особняк, позади которого сад, спускающийся к Тверце. Во времена Пушкина хозяйкой этого дома была Татьяна Петровна Полторацкая, представительница семьи, хорошо знакомой поэту. В этом доме подолгу жил Петр Алексеевич Оленин. Пушкин был серьезно увлечен его сестрой Анной. Он даже делал ей предложение, но получил отказ. Считают, что именно ей посвятил он свое прекрасное стихотворение "Я вас любил...". Нынче в этом доме - музей имени А.С.Пушкина. Мне не повезло. Я попала в Торжок на два его выходных дня. А между тем, только здесь могла увидеть портрет Дарьи Пожарской. Тут экпонируются копии с портретов Анны Олениной кисти Кипренского, Гагарина, Гау, ее вещи - черепаховый веер, шкатулка. Жила в этих краях Анна Петровна Керн, женщина, которой оставил поэт поистине царский венец. Я помню чудное мгновенье,
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
Когда-то я приобрела книгу Анны Керн. Это ее воспоминания, дневники, переписка. Перед нами встает не пустая светская красавица, а женщина с живым умом, тактом, образованная, наблюдательная и, безусловно, обладающая определенным литературным даром. Анна Петровна была близкой родственницей Прасковьи Александровны Осиповой-Вульф. С ее старшей дочерью Анной она росла с восьми лет в имении Берново. (Это ее описание дома я привела выше.) С Алексеем Вульф у нее были дружеские отношения в молодости, а в трудной ее старости он время от времени помогал ей. Многие близкие к Пушкину люди - его родители, брат Лев, сестра Ольга, Дельвиг и его жена, Соболевский были друзьями Анны Петровны в 20-30-х годах. Ее отец, Петр Маркович Полторацкий (давний знакомый Пушкина, как и другие члены этой большой семьи), был человек незаурядный, но вспыльчивый, склонный к неожиданным поступкам. Он вбил себе в голову, что должен выдать дочь непременно за генерала, отказывал всем претендентам на ее руку. Наконец, подвернулся генерал Керн. Анне не было и семнадцати, а генералу уж перевалило за 50. Тем не менее отец отправил ее под венец с этим грубым человеком, к тому же необузданным ревнивцем. Жизнь Анны, едва начавшись, оказалась трагически исковерканной. Восемь лет промаялась она в тенетах этого брака, родила дочь и все-таки уехала от мужа. 1819 год. Петербург. Первая встреча Пушкина и Анны Керн на вечере у Олениных (тех самых!). Шутливый разговор, комлименты. Казалось, ничего примечательного. Однако, пишет А.П.Керн, "когда я уезжала, Пушкин стоял и провожал меня глазами". Встретились поэт и его Муза. Они увиделись снова только через шесть лет. Летом 1825 года Анна Керн приехала к своим родственникам в Тригорское. В своем дневнике она записала: "Мы сидели за обедом... Как вдруг вошел Пушкин с большой толстой палкой в руках... Тетушка, подле которой я сидела, мне его представила, он очень низко поклонился, но не сказал ни слова: робость видна была в его движеньях. Я тоже не нашлась ничего ему сказать, и мы не скоро ознакомились и заговорили..." А вот запись, интересная для нас тем, что передает живое впечатление о том, как Александр Сергеевич читал свои стихи. "...мы уселись вокруг него, и он прочитал нам своих "Цыган". Впервые мы слушали эту чудную поэму, и я никогда не забуду того восторга, который охватил мою душу!.. Я была в упоении как от текучести стихов этой чудной поэмы, так и от его чтения, в котором было столько музыкальности, что я истаивала от наслаждения, он имел голос певучий, мелодический и, как он говорит про Овидия в своих "Цыганах": И голос шуму вод подобный". А потом: "Тетушка предложила нам всем после ужина прогулку в Михайловское. Пушкин очень обрадовался, и мы поехали. Погода была чудесная, лунная июльская ночь дышала прохладой и ароматом полей... Ни прежде, ни после я не видела его так добродушно веселым и любезным. Он шутил без острот и сарказмов, хвалил луну, не называл ее глупою, а говорил: "Я люблю луну, когда она освещает прекрасное лицо". Приехавши в Михайловское мы не вошли в дом. А пошли прямо в старый запущенный сад..." После Александр Сергеевич напишет ей: "Каждую ночь я гуляю в своем саду и говорю себе: "Здесь была она... камень, о который она споткнулась, лежит на моем столе..." На другой день после той памятной ночной прогулки Анна Петровна должа была уезжать. Пушкин пришел прощаться и протянул ей экземпляр 2-ой главы "Евгения Онегина", а между листами она нашла стихи, обессмертившие эту женщину: "Я помню чудное мгновенье..." Впоследствии композитор Глинка написал на эти слова музыку, и прекрасный романс все звучит и звучит, пронося сквозь время нетленную поэзию, прекрасную мелодию. Затем они встречались в Петербурге, но мятежное сердце поэта уже не билось в том "упоеньи", как прежде. А потом он женился. Связи Анны Петровны с пушкинским кругом постепенно ослабевают. В конце концов она разошлась с мужем-генералом, отчаянно бедствовала. Ее второе замужество оказалось счастливым, омрачавшееся только бедностью. Ей суждено было пережить мужа, который был много моложе ее. Судьба отпустила ей длинную жизнь и бедную старость. Актер Малого театра О.А.Правдин оставил воспоминания о том времени, когда, уже глубокой старушкой, жила Анна Петровна у сына в Москве: "Я совершенно отчетливо вспоминаю то впечатление, которое охватило меня, когда я увидел ее в первый раз. Конечно, я не ожидал встретить тот образ красавицы Керн, к которой наш поэт обращал слова "Я помню чудное мгновенье...", но, признаюсь, надеялся увидеть хотя тень великой красоты, хотя намек на то, что было когда-то... и что же? Передо мной в полутемной комнате, в старом вольтеровском кресле, повернутой спиной к окну, сидела маленькая-маленькая, сморщенная как печеное яблоко, древняя старушка в черной кацавейке, белом гофрированном чепце, с маленьким личиком, и разве только пара больших несколько моложавых для своих 80 лет глаз немного напоминали о былом, давно прошедшем". Что ж, бывает, что и прекрасная муза доживает до старости...  | | | Могила Анны Петровны Керн | | | | |
Говорят, когда везли гроб с телом Анны Петровны Керн, то, по странной случайности, он повстречался с опекушинским памятником Пушкину, который ввозили в Москву через Тверские ворота. Может, это правда, а может, - нет. Есть и другая версия. Но если так, то поэт и его Муза встретились еще раз. Вернее, уже их тени. По пути из Бернова в Торжок мы завернули в село Прутня. На его окраине есть старый погост. На одной из могил лежит камень, увенчанный небольшим крестом. Здесь и нашла последний приют Анна Керн, женщина, ставшая легендой. Была ли она красавицей? Питал ли поэт к ней настоящую любовь? Для нас это уж не суть важно. Важно лишь то, что благодаря встрече с этой женщиной, высеклась та яркая искра, которая и создает истинную поэзию. Все уходит, а поэзия бессмертна. Счастливая звезда Анны Керн не позволяет нам забыть и ее скромное имя. Ведь это она подвигла поэта на такие слова: И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
|
