Друг милый, предадимся бегу Нетерпеливого коня И навестим поля пустые, Леса, недавно столь густые, И берег, милый для меня. А.С. Пушкин. ва столетия отделяют нас от пушкинских времен, но не ослабевает интерес наших современников к жизни и творчеству великого поэта. Биография поэта тесно связана с нашим краем, на страницах его книг, в его письмах и дневниках запечатлена география нашего района: Старица, Берново, Малинники, Павловское. Он бывал в этих городах, селах, деревнях. Его приезды сюда – это не эпизод в биографии поэта, это часть его жизни, причем часть значительная. СТАРИЦАВ начале января 1829 года Баратынский приехал проститься с Пушкиным, когда тот уже заканчивал сборы в дорогу: любимые перья, две-три начатые тетради, последний номер журнала «Северные цветы» - вот, пожалуй, и все, что его заботило. Завтракали шумно и весело, простились легко. Пушкин обещал через месяц-другой нагрянуть в Москву. Он снова ехал к Вульфам в Тверскую губернию, только теперь уже не в Малинники, а в Старицу. Уезжая от Прасковьи Александровны в начале декабря, Пушкин обещал, что приедет к Рождеству или Крещению. Пушкину говорили, что Старица прелестный город и ему там будет очень интересно. Зимняя дорога была прекрасна, и от Москвы до Старицы он доехал почти за сутки. И вот Пушкин в Старице. Он бродит по заснеженным улицам, любуется обрывистыми берегами Волги, осматривает строения древнего Успенского монастыря. Древний этот городок, обычно тихий, шумел в ту пору балами. Здесь стоял уланский полк, помещики съезжались со всей округи с дочерьми: где же искать женихов, как не среди бравых улан! Не зря хвалили Пушкину Старицу: она и впрямь была хороша – и древностью корня своего, и строениями знатными – церквями, монастырями … Пушкина ждали. Прасковья Александровна Осипова – Вульф сняла для своей семьи целый дом, где ему отвели комнату. Был здесь и Алексей Вульф, приехавший несколько недель назад и уже изрядно скучавший в провинции. Его «дневники» помогают воскресить атмосферу, в которую окунулся поэт. «В крещенье приехал к нам в Старицу Пушкин … Он принес в наше общество немного разнообразия. Его светский, блестящий ум очень приятен в обществе, особенно в женском.» Вульфы жили в Старице уже более двух недель. Рождественские праздники сменились Крещенскими. На смену танцам и музицированию пришли игры, шарады, остроумные шутки, сочинение стихотворных экспромтов, «живые картины» - все то, что могли предложить милым провинциалкам Пушкин и Алексей Вульф из числа петербургских светских развлечений. Александр Сергеевич был весел, приветлив и очаровательно мил… Но на сердце поэта лежала тайна. Эту тайну, обусловленную встречей с юной Натали (перед приездом в Старицу на балу у танцмейстера П.А. Иогеля он увидел юную Наталью Гончарову, «чистейшей прелести чистейший образец»), Пушкин никому не доверил. Он танцевал, ухаживал за барышнями, беседовал с мужчинами и помнил об одном, о том, что стоит на повороте своей судьбы – накануне женитьбы. Он знал об этом пока только один. Знакомые Пушкина, хорошо его знающие, уже отмечали едва уловимую перемену в поведении А.С.Пушкина. Что-то изменилось в нем. И не случайно: на карту была поставлена жизнь тридцатилетнего поэта. И ставка была очень высока – цена свободной жизни. Впереди была женитьба на девочке, которая, кажется, и не любила поэта. Ну а пока…Пока 7 января в доме, снятом Прасковьей Александровной у местного купца Филиппова, в честь крещенских праздников был дан бал. Атмосферу бала лучше всего передают следующие строки Пушкина: В передней толкотня, тревога, В гостиной встречи новых лиц, Шум, хохот, давка у порога, Поклоны, шарканье гостей. Верней нет места для признаний И для вручения письма! Вы также, маменьки, построже За дочерьми глядите вслед. Держите прямо свой лорнет! Не то… не то избави, боже… Пушкин был весел на балу, часто шутил, смеялся. Под пленительные звуки мазурки и других танцев он «танцевал как-то особенно легко» и напропалую ухаживал то за одной, то за другой барышней. Катенька Смирнова, воспитанница Павла Ивановича Вульфа, старицкого знакомого Пушкина, увидела поэта впервые на балу и запомнила его таким: «Пушкин был очень красив, рот у него был прелестный, с тонко и красиво очерченными губами, и чудные голубые глаза». Среди других старицких барышень была и Машенька Борисова, дочь тверского дворянина В.Г.Борисова, о которой поэт еще совсем недавно «доносил» А.Вульфу: «…Марья Васильевна Борисова есть цветок в пустыне, соловей в дичи лесной, перла в море и что я намерен на днях в нее влюбиться…». Лишь ей одной среди всех старицких прелестниц поэт написал в альбом: Минуты сладостных свиданий И прелесть девственных ланит, И пылкий жар твоих лобзаний, Все память сердца сохранит… Машеньку Борисову исследователи творчества Пушкина считают прототипом Машеньки Мироновой, героини «Капитанской дочки». Но чаще всего взгляд Пушкина останавливался на дочери старицкого исправника Катеньке Вельяшевой, бывшей в этот вечер королевой бала. Тоненькая, грациозная, голубоглазая, лицом хотя и не красавица, но приятная в каждом своем движении, особенно прекрасными были ее синие глаза. Пушкин с ней часто танцевал. Алексей Вульф с Пушкиным заключили «оборонительный и наступательный союз против всех красавиц », отчего прозвали Пушкина Мефистофелем, а Вульфа Фаустом. «Но Гретхен (Катенька Вельяшева), несмотря ни на советы Мефистофеля, ни на волокиту Фауста, оставалась холодною; все старания были напрасны. Мы имели только одно удовольствие бесить Ивана Петровича; образ мыслей наших оттого он назвал американским». Да, влюбленному в Катеньку провинциальному кузену И. П. Вульфу было трудно соперничать со столичными гостями. Очарованный юной красавицей, Иван Петрович надеялся только на то, что они скоро уедут. Три дня в Старице пролетели незаметно в оживленных разговорах, воспоминаниях, шумном веселье. Однажды все отправились кататься на санях. По крутому скату лошади вынесли их к Волге. Дух захватывало от снежных просторов, от голубого неба над головой и яркого солнца… Но все хорошее когда-нибудь кончается. Закончились праздники, и все старицкие помещики стали разъезжаться по своим имениям. Уезжает и Пушкин. Вместе с Алексеем Вульфом он едет в Павловское, к Павлу Ивановичу Вульфу, взяв с собой по бутылке шампанского, которые они морозили, держа на коленях. По преданию, шампанское Пушкин с Вульфом покупали в одном из складских помещений, построенных в начале XIX века старицким архитектором Матвеем Чернятиным и обрамлявших парадный въезд в город (ныне в этом помещении находится кафе «Былина»). Но дела звали в Петербург, и вот уже 16 января он вместе с Алексеем Вульфом выехал из Павловского на Торжок и далее в С.-Петербург. В долгой дороге вспомнились и недавние дни в Старице, очаровательная Катенька Вельяшева … И вдруг, как это часто с ним бывало, пришли строчки и вернули Пушкина в занесенный снегом волжский городок, в дом на улице, спускающейся к замершей реке. Вспомнился веселый бал, голубоглазая Катенька Вельяшева… Подъезжая под Ижоры, Я взглянул на небеса И воспомнил ваши взоры, Ваши синие глаза. Профиль Катеньки Вельяшевой, написанный рукой поэта, встречается на черновиках стихов «Подъезжая под Ижоры». Пушкинский рисунок с изяществом передает «синие глаза», «милые черты» девушки и даже ее недоступность – «эту скромную спокойность». Этот же профиль встречается в рукописи «Романа в письмах». Образ третьей героини повести, Машеньки, восходит к Вельяшевой. Пушкин рисует эту уездную барышню с любовью: «Она мила. Эти девушки, выросшие под яблонями в саду и между скирдами, воспитанные нянюшками и природою, гораздо милее наших однообразных красавиц, которые до свадьбы придерживаются мнений матерей, а там – мужей». Дом родителей Катерины Васильевны Вельяшевой стоял на той самой улице, по которой мы с вами уже сегодня проезжали. До революции эта улица была главной улицей города и называлась Широкой. На ней жили знатные и богатые люди города, а исправник Вельяшев, конечно же, принадлежал к числу таких людей. Василий Иванович Вельяшев происходил из старинного русского рода Вельяшевых, который упоминается еще в 1621 году. Представители уже третьего поколения Вельяшевых служили в наших краях. Упоминается дружина Вишин, который был грубым старостою в Торжке и владел поместьями в Ржевском уезде. Другие Вельяшевы были воеводами. В средневековой Руси должность воеводы была одной из самых почетных. Дом Вельяшевых до наших дней не сохранился. Он был одноэтажный, деревянный. К концу XIX века пришел в ветхость, его разобрали, а усадьба была продана другому лицу. От тех дней сохранился только старый дуб, который стоял в конце усадьбы. * * *
Итак, познакомившись с историей знакомства Пушкина с Катенькой Вельяшевой, мы с вами продолжаем свой путь по тем местам, где когда – то проезжал Пушкин, путешествуя по старицкой земле. Пять раз останавливался Пушкин в усадьбах тверских Вульфов в 1828-1833 гг. В те годы, по определению одного из первых биографов поэта Д.В.Анненкова, «его существование было порывистым и неуютным». Старицкий уезд не был ни местом ссылки, ни островком посреди моря свирепствующей холеры. Сюда, по утверждению Е.А.Карамзиной, он приезжал «по собственной воле и желанию». И неизменно находил здесь гостеприимных хозяев, тепло, уют и понимание. Иногда он задерживался здесь надолго, иногда заглядывал на два-три дня: 1828 г. – 6 недель (с 23 октября по 4-5 декабря в Малинниках); 1829 г. – 10 дней (с 6 по 16 января в Старице и Павловском); 1829 г. – 3 недели (с 12 октября по 3 ноября в Павловском); 1830 г. – 3 дня (с 7 по 10 марта в Малинниках); 1833 г. – 2 дня (21-22 августа в Павловском).
И все эти недели и дни были значимыми в судьбе и творчестве поэта. Наша дорога к вотчинам Вульфов пролегает через большие и малые села и деревни, но памятников пушкинского времени на этом пути сохранилось не так уж и много. КРАСНОЕМы проехали по старицкой дороге 20 км., справа видим указатель – поворот на Красное. Это село расположено в очень живописном месте, на берегу речки Холохольни в 4-х км от трассы. Не один раз катила бойкая тройка А.С.Пушкина мимо некогда богатой усадьбы Полторацких, знакомых поэта. Село Красное по праву входит в «Пушкинское кольцо», хотя и стоит в стороне от маршрута. Однако время, затраченное на поездку в Красное, не напрасно. Здесь сохранился двухэтажный барский дом с мезонином, хозяйственные постройки, рядом уютно расположился тенистый пейзажный парк, сбегающий к речушке Холохольня. Но самое главное – здесь можно познакомиться с одним из самых интереснейших и редчайших памятников архитектуры XVIII века в Тверском крае – Преображенской церковью, построенной в псевдоготическом стиле. Чтобы по достоинству оценить уникальность увиденного, нужно хоть на мгновение оказаться в С.- Петербурге. Там, недалеко от Московского проспекта, есть район, который до сих пор в просторечии называют «Чесмой». Когда – то на языке местных финнов территория эта называлась «Кикерикексен» - «Лягушачье болото». У этого болота и догнал Екатерину II, едущую в Царское Село, гонец с радостной вестью о великой победе под Чесмой. Приказала императрица построить на месте встречи с посланцем прекрасный дворец для отдыха в дороге. Построил дворец очень известный архитектор Юрий Фельтен в 1777 году. Дворец был выполнен в редком для России, но модном тогда архитектурном стиле. Это был настоящий английский готический замок, с башнями, бойницами, рвами, подъемными мостами. Замку соответствовала такая же готическая церковь. И церковь, и дворец стали называть Чесменскими. Чесменская церковь поражала современников своей необычностью. Преображенская церковь села Красное – точная ее копия. Вот ее история. Директор придворной капеллы, обладатель уникального баса, обласканный двумя императрицами - Елизаветой и Екатериной – основатель династии Полторацких Марк Федорович Полторацкий женился вторым браком на Агафоклее Александровне Шишковой, девице 14 – ти лет. Невеста играла в куклы, была малограмотна, но это была самая богатая невеста губернии. Она так и не научилась читать и писать, но зато отлично справлялась с 4000 душ крепостных, заводами и винокурнями. Их дворец в Грузинах проектировал сам Растрелли. Можно было позволить себе нанять и Фельтена, не говоря о его учениках. Заказчица хотела получить что – то ультрамодное, и в 1790 году рядом с господским домом в Красном взметнулись в небо шпили четырех готических звонниц. Самое-то смешное то, что наша «Чесма» лучше С.- Петербургской. Она, конечно, менее ухожена, но все декоративные детали Преображенской церкви – из настоящего «белого камня». Чтобы убедиться в этом, достаточно начать подниматься по винтовой лестнице на одну из звонниц. Поставив ногу на первую ступеньку, знайте, что вы ступили на «белый камень», тот самый, из которого еще в XII веке строили во Владимире и Суздале. Церковь придает селу Красному неповторимый вид и сегодня. Сохранились парк, хозяйственные постройки и остатки усадьбы Полторацких, напоминающие о тех временах, когда тверскими дорогами путешествовал А.С.Пушкин. В краеведческой литературе мнения о том, кому же в действительности принадлежала усадьба в Красном в период посещения ее опальным поэтом, расходятся. Так, один из исследователей жизни и деятельности Пушкина в Тверском крае Лазарь Абрамович Черейский в своей книге «Пушкин и Тверской край» утверждает, что село Красное принадлежало Александру Александровичу Полторацкому, старшему из внуков Марка Федоровича Полторацкого, основателя династии Полторацких. С 1821 г. А.А.Полторацкий – отставной капитан, позднее помещик Тамбовской губернии, затем, с1837 по 1840 гг., предводитель дворянства. Но из сенатских объявлений на 1836 г. мы узнаем, что село Красное в 1826 году было приобретено Алексеем Павловичем Полторацким, знакомым Пушкина по Кишиневу, который вместе с другим знакомым А.С.Пушкина, Михаилом Александровичем Полторацким, участвовал в топографической съемке Бесарабии. С 1827 года А.П.Полторацкий – штабс-капитан лейб-гвардии Павловского полка, впоследствии председатель Тверской Казенной палаты (1839-1863 гг.), действительный статский советник. В письме к Вяземскому от 1 сентября 1828 года Александр Сергеевич сообщает о встрече с А.П.Полторацким в салоне Олениных и о незначительной ссоре, на которую поэт тогда не обратил внимания. И вот теперь, находясь в Старицком уезде (октябрь-ноябрь 1828 г.), разъезжая по округе, Пушкин решил навестить своего знакомого в его имении Красное, который как раз отдыхал с семьей в своей усадьбе, и извиниться за возникшее недоразумение. По всей вероятности, Пушкин навещал Алексея Павловича в начале ноября, успешно начав после суетной столичной жизни вдохновенный малинниковско-павловский сезон. МАСЛОВОНедалеко от Красного находится одно таинственное место. Но ехать туда нужно только в том случае, если не вы не боитесь грунтовой дороги. Лучше всего взять в Красном проводника. С улицы, на которой находиться церковь, два прогона ведут за северный ряд домов, к скотным дворам. Скотные дворы должны оказаться у вас с правой стороны. Не доезжая до леса, окажетесь на развилке, вам налево, в сторону деревни Маслово. Дорога пройдет задами деревни Щупалиха и неожиданно кончится ольховыми зарослями. Слезайте, приехали … Ищите в зарослях мостки, заботливо проложенные через болотистое русло ручья. Как выйдете на противоположный берег, поворачивайте налево к речке Холохольня. Неожиданно из густых зарослей выступит часовня, послышится журчание бегущего по камням ручья. Это и есть то самое таинственное и малопосещаемое место – источник Иоанна Предтечи. Источник целебный и чудотворный. Загадочная легенда утверждает, что когда-то здесь стояла церковь Иоанна Предтечи. Пришел враг страшный, и спрятались испуганные люди в церкви, и стали молиться, чтоб избавил их Бог от смерти лютой. Видно не смог Бог избавить их другим способом, и ушла церковь под землю. И только святой ключ указывает место, где произошло чудо. Из колодезного сруба внутри часовни берут воду для питья. А если хотите окунуться в студеную, несущую здоровье воду, то пожалуйте прямо в ручей! ЛУКОВНИКОВОКстати, еще об одном святом ключе. Если ехать по трассе прямо, то сразу за Дарьиным через 8 км покажется село Луковниково. Недалеко от него находится святой ключ Ахтырской иконы Божьей Матери. Вот ведь кажется, что не связан ключ с чудесными явлениями или деяниями Святых. Но в народе издавна считали его святым. До революции ставили на таких местах часовни, храмы, монастыри. В таких местах искали прощения, освобождения от тягот душевных, облегчения страданий телесных. Людей, которым помогла вода святого ключа, называли «прощениками». Каждый год, 15 июля из Старицкого Успенского монастыря шел сюда, к источнику, крестный ход… И сейчас идет, вернее, едет. Путь – то не близкий ( от Старицы 40 км.). Прямо под открытым небом идет служба, святят воду. «И исцеления происходят от воды той для людей с верой приходящих». РЯСНЯВ 5 км от Луковниково над речкой Рясня стоит обыкновенная на вид деревня Рясня. С начала XIII в. ходили воевать наши земли литовские воины. Чтобы закрепиться в верховьях Волги, строили они крепости: и Туд, и Осечен, и Урдом, и Сижку, и Рясну. А не наша ли это деревня? Не здесь ли была пограничная литовская крепость? Крепость перестала существовать в смутные времена начала XVII в., в страшных битвах были разрушены древние укрепления, и только случайные находки вещей поистине для нас удивительных – каменных ядер, ствола пищали, воинского шлема – напоминают, что крепость здесь все-таки когда-то стояла. Рясня может совершенно спокойно стать деревней … побратимом Севастополя. И город – герой не откажется от такого родства. Ведь если бы не вице-адмирал Владимир Алексеевич Корнилов (1806 – 1854 гг.), то может, и не было бы никакой героической обороны Севастополя в Крымской компании. Он – один из самых ярких представителей династии морских офицеров Корниловых. Вырос в родовом имении Корниловых недалеко от Рясни. Закончил морской кадетский корпус, сделал блестящую военную карьеру, в 22 года – уже начальник штаба эскадры. В 1853 году началась война с Турцией. Огромная англо -французская эскадра высадила на пустынных пляжах Евпатории 64 – тысячный десант. В Севастополе было всего 30 тысяч защитников, и полностью отсутствовали укрепления со стороны суши. Для начала Корнилов очень удачно затопил в Севастопольской бухте 5 старых кораблей, и они преградили вражеским судам вход в бухту. Экипажи судов по его приказу начали с поразительной быстротой возводить по северной стороне города цепь бастионов, редутов, батарей из подручного материала. На батареях установили орудия, снятые с потопленных кораблей. Корнилова перевели на южную сторону, на помощь к адмиралу Нахимову. Он заслужил безграничное доверие подчиненных: «Будем драться до последнего! Если кто из начальников прикажет бить отбой, заколите такого начальника… Если б я приказал ударить отбой, не слушайте, и тот подлец будет из вас, кто не убьет меня». Защитники Севастополя стояли до последнего, но …. уже без Корнилова. Он погиб. 5 октября 1854 года в первый день бомбардировки города был смертельно ранен осколком ядра на Малаховом кургане. «Отстаивайте же Севастополь! Не дайте захватить его врагу!» - вот последние его слова. В обычной деревне Рясня, в обычной сельской школе каждый старшеклассник может быть экскурсоводом маленького музея. Музея … героической обороны Севастополя! Но мы с вами отвлеклись от цели нашего путешествия. А цель наша – Берново. Так уж получилось, что слово - «Берново», значит для нас гораздо больше, чем просто название села. «Берново» - понятие собирательное». На настоящий момент, оно – несомненный центр Пушкинского кольца Верхневолжья. Этот экскурсионный маршрут был открыт еще в 1975 году и целиком посвящен пребыванию Пушкина на Тверской земле. «Берново» - это столица ежегодных Пушкинских чтений – праздника поэзии, приуроченного ко Дню рождения Пушкина. И тогда, в первое воскресенье июня сюда приезжают сотни людей. «Берново» - это прекрасный пушкинский музей. Но при ближайшем рассмотрении, «Берново» рассыпается на несколько маленьких деревушек. Вдруг мы услышим о Малинниках, Павловском, Курово – Покровском, и тут же решим побывать везде – везде. Что ж, мы не первые … МАЛИННИКИВ 10 км от Бернова находится небольшая живописная деревенька – Малинники, которую часто посещают туристы во время поездок по литературному маршруту «Пушкинское кольцо Верхневолжья». Названа она так не случайно: в ее окрестностях в изобилии росла душистая и сладкая ягода малина, которая была предметом промысла у местных крестьян. Сюда осенью 1828 года Пушкин впервые приезжает по приглашению своей тригорской приятельницы Прасковьи Александровны Осиповой-Вульф и остается здесь на целых полтора месяца, ставших очень плодотворными для его творчества. Малинники пришлись по душе поэту. Многое здесь напоминало ему родное Михайловское: и дом в родной рощице, и жившие там тригорские барышни с их милым радушием и интересом к поэзии, и долина реки Тьмы, и холмы, покрытые лесом… В Малинниках ему отвели комнату с книгами, письменным столом, креслом, изразцовой печкой. Затерявшаяся в глуши тверских лесов деревенька стала для Пушкина одним из самых любимых и желанных мест, его «главным деревенским кабинетом» в Тверской губернии. По свежему снегу Пушкин отправлялся на дальние прогулки, посещает соседние усадьбы, беседует с крестьянами, бывает на охоте, гуляниях и балах. Однако это были всего лишь часы веселого досуга, «отдохновенья» - перед напряженным и вдохновенным трудом. Ведь неспроста Александр Сергеевич привез в Малинники целый сундук с тетрадями. Именно в Малинниках окончена VII глава «Евгения Онегина». Здесь он пишет посвящение к «Полтаве», «Анчар», «Ответ Катенину», «Ответ Готовцевой», «Поэта и толпу», «Цветок». Кроме того, в Малинниках Пушкин много потрудился и над созданием графических пейзажей и портретов друзей и знакомых. В этой усадьбе, в кругу давних друзей, по признанию самого поэта, ему жилось «весело, ибо деревенскую жизнь он очень любил». Прекрасные юные барышни окружали его, восхищались и им, и его стихами, влюблялись. Да и более солидным людям было интересно посмотреть на залетевшую к ним в глухомань знаменитость, побыть с ним, рассмотреть его, как необыкновенного человека. На «Пушкина» приглашали гостей, его возили по окрестным усадьбам. С одной из поездок Пушкина к соседям – помещикам связана презабавная история, о которой сам Пушкин рассказывал так: «На днях было сборище у одного соседа; я должен был туда приехать. Дети его родственницы, балованные ребятишки, хотели непременно туда же ехать. Мать принесла им изюму и черносливу и думала тихонько от них убраться. Но Петр Маркович Полторацкий их взбудоражил; он прибежал к ним: дети! дети! мать вас обманывает – не ешьте черносливу; поезжайте с нею. Там будет Пушкин – он весь сахарный, а зад его яблочный; его разрежут, и всем вам будет по кусочку – дети разревелись; не хотим черносливу, хотим Пушкина. Нечего делать – их повезли, и они сбежались ко мне, облизываясь – но, увидев, что я не сахарный, а кожаный, совсем опешили ». Эта забавная история произошла с Екатериной и Натальей, малолетними детьми Панафидиных, владельцев соседнего села Курово-Покровское, о котором мы поговорим немного позже. Александр Сергеевич не раз потом вспоминал этот тихий, гостеприимный уголок на берегу своенравной Тьмы. Прошли годы. Усадебный дом в Малинниках не сохранился, но стоит старая деревянная часовня, напоминая о тех далеких днях, когда на берег Тьмы, в свой уютный «кабинет», приезжал автор «Евгения Онегина». В разросшемся парке установлена гранитная стела с профилем поэта; на ней мемориальная доска, рассказывающая о приездах Пушкина в Старицкий уезд. «Осенние досуги», проведенные здесь поэтом, навечно вписаны в историю отечественной литературы. ПАВЛОВСКОЕВ двух километрах от Бернова стояла деревенька Павловское, тихая, уютная и живописная, как и большинство окрестных селений. Летом серебрится на перекатах проворная речка Тьма, под ласковым ветром шумит старый барский парк, а за околицей – зеленые поля и луга. В этой скромной русской деревеньке не раз бывал А.С.Пушкин. Впервые поэт посетил эту усадьбу осенью 1828 года вместе с Алексеем Вульфом, когда гостил в Малинниках. Пушкину сразу приглянулась деревенька, его внимание привлек небольшой господский дом, но особенно ему понравился Павел Иванович Вульф, владелец усадьбы. П.И.Вульф был добр, радушен и гостеприимен; много читал, любил искусство, был интересным собеседником. Он представитель старшего поколения Вульфов. По молодости служил в лейб-гвардии Семеновском полку, в составе Тверского ополчения участвовал в Отечественной войне 1812 года, из Гамбурга привез себе невесту, девицу Фредерику фон Буш. История, кстати, весьма романтическая – счастье, что добром кончилась – невеста то была католичка. Долго добивался Павел Иванович разрешения женится на своей Фриценьке. А брак был на редкость удачен – 27 лет вместе прожили. Фредерика Ивановна хозяйка была необыкновенная и притом удивительно добрая и гостеприимная. Она никак не могла постигнуть тайн чистоты русского произношения и говорила так, что весело настроенная родственная молодежь постоянно делала ее мишенью своих шутливо – безобидных нападок. Детей только у них не было, вот и брали на воспитание девочек – то Машеньку Борисову, то Катеньку Синицину. В гостеприимном доме Павла Ивановича поэт был окружен вниманием и заботой. Как жилось Пушкину в Павловском? По воспоминаниям Е.Синициной, «вставал Пушкин по утрам часов в 9-10 и прямо в спальне пил кофе, потом выходил в общие комнаты; иногда с книгой в руках… Обыкновенно он или ехал к соседним помещикам, или, если оставался дома, играл с Павлом Ивановичем в шахматы». Уединясь от всех далеко, Они над шахматной доской, На стол облокотясь порой Сидят, задумавшись глубоко. По вечерам Пушкина часто угощали клюквой, которую он особенно любил с сахаром, которую ему обычно ставили на блюдечке. Тверская природа, деревенский быт, увиденный Пушкиным в Павловском, поэт запечатлел в своей знаменитой строфе из «Евгения Онегина», которая стала эстетическим кредо пушкинского реализма: Люблю песчаный косогор, Перед избушкой две рябины, Калитку, сломанный забор… До наших дней дом П.И.Вульфа не сохранился, но по-прежнему зимнее солнце освещает старый парк, снежные сугробы, речку Тьму и ее берега, милые для всех почитателей поэзии Пушкина. Здесь, в Павловском, Пушкин приступает к работе над «Романом в письмах», где ставиться важный вопрос об исторической памяти, об уважении к памяти предков. «Роман в письмах» остался незавершенным, но многие мысли, факты, эпизоды из него впоследствии будут использованы в «Барышне-крестьянке», «Истории села Горюхина», «Метели». Последний раз Пушкин навестил Павла Ивановича и его супругу Фредерику Ивановну в августе 1833 года по дороге к теще в Ярополец. Скромное село Павловское и его обитатели давали Пушкину благотворное ощущение сельского покоя – и пусть ненадолго – были «приютом спокойствия, трудов и вдохновения». КУРОВО-ПОКРОВСКОЕВ пяти верстах от Бернова на немноговодной речке Нашиге, впадающей в Тьму, стоит село Курово-Покровское, славящееся своими сиреневыми садами. До начала XIX века здесь был хутор, принадлежавший семейству Вульфов. Это село занимает особое место в истории русской культуры, так как воспето Пушкиным в «Евгении Онегине», здесь Левитан писал свою знаменитую картину «У омута». В 1829 году в Курово-Покровском в каменном двухэтажном доме с четырьмя колоннами по фасаду и крыльцом на север, где жила семья Панафидиных, радушно принимали Пушкина. Усадьба в ту пору принадлежала Павлу Ивановичу Панафидину, в прошлом боевому морскому офицеру, и его жене Анне Ивановне (урожденной Вульф). Старинный род Панафидиных известен на Руси с эпохи первого русского царя Михаила. Со времен Петра Великого семейной традицией для них становится офицерская служба на кораблях военного флота. Известно, что тринадцать Панафидиных несли корабельную службу, участвовали в походах и сражениях. В семье Панафидиных из поколения в поколение сохраняли память о тех днях, когда Пушкин жил в господском доме. По преданию, ему отводили комнату, выходившую окнами в сад. Здесь он работал над седьмой главой «Евгения Онегина», в которой рассказывается о жизни Татьяны Лариной в деревне перед ее отъездом в Москву. В Курово-Покровском часто бывает Лика Мизинова, родственница Панафидиных, близкая знакомая А.П.Чехова. По ее приглашению в 1891 году на Старицкую землю приезжает Левитан и поселяется в местечке Затишье в нескольких верстах от Бернова. В поисках сюжетов для новых картин Исаак Ильич однажды во время прогулки увидел в окрестностях Бернова глубокий черный омут, бревна плотины, тропинку, ведущую в лес. Художник сделал набросок с натуры. Посмотрев на эскиз, баронесса Вульф рассказала Левитану легенду о дочери мельника, утопившейся в этом омуте. Эта легенда, по словам Вульф, легла в основу пушкинской драмы «Русалка». Хозяева Курово-Покровского, узнав, что Левитан пишет большую картину «У омута», пригласили его в усадьбу и предоставили для работы светлую комнату с четырьмя окнами. Ныне эту картину, вошедшую в сокровищницу русской пейзажной живописи, можно увидеть в Третьяковской галерее. Берновский омут и связанная с ним легенда об утопленнице нашли отражение не только в творчестве Пушкина, но и в левитановском «Омуте», а также в музыке А.С.Даргомыжского к опере «Русалка». БЕРНОВОСтаринное, с многовековой историей, село Берново раскинулось на берегу прихотливо извивающейся речки Тьмы. В XIV веке здесь проходила граница между Тверским княжеством и Новгородской республикой. В одной из тверских летописей рассказывается о боярской семье Берновых, владевших многими землями, что лежат в долине реки Тьмы. Земли эти были богаты лесами, а леса – зверем и птицей. В центре своих владений и поставили Берновы первые дома, давшие начало селу, к которому навсегда приросла их фамилия. Берново строилось быстро. Росло, богатело. Бойко торговало с соседними городами, сплавляло лес, дубило кожи и сбывало их знаменитым на всю Русь новоторжским сапожникам. Знало разор и пожары, полыхавшие на этой земле в годы княжеских усобиц. Об этом также сказано в летописи: «Не зная, будет ли ему успех, а либо смерть от меча, схоронил тайно князь Андрей Иванович в Бернове часть своего кошта». Не было успеха князю в жестоком сражении, дружина отступила, а казна его осталась здесь, надежно схороненная в дремучих лесах. Легенда, эхо которой не замолкло и поныне, говорит, что богатый этот клад до сих пор хранит берновская земля, да только нет никаких указаний, где искать его… Позднее берновская вотчина раздробилась. У новых поместий появились новые хозяева. Одним из самых крепких был царский стольник Калитин, предприимчивый человек, оборотистый хозяин. Берново при нем заметно приросло. Он спокойно прожил бы свой век, не возьмись за одно даже по нынешним временам грандиозное предприятие: получил у государства подряд посадить липы вдоль всего Московского тракта – самую большую липовую аллею в России. Казна отсчитала ловкому подрядчику изрядную сумму. Шли годы, дело двигалось медленно, а потом и совсем заглохло: царское золото ушло на другие дела, которые сулили большие барыши. В 1726 году повелением императрицы Елизаветы, разгневанной на проровавшегося стольника, у Калитина отняли Берново и отдали его свояку – бригадиру Петру Гавриловичу Вульфу, отец которого, полковник Гаврила Васильевич Вульф, состоял на службе у царя Алексея Михайловича. Отдали почти бесплатно: за 24 тысячи десятин земли с деревнями и крестьянами, в них живущими, он заплатил всего 500 рублей золотом. Новый хозяин в обустройстве Бернова не преуспел. Задумал, было разбить большую усадьбу с парком и прудами, но планов своих не осуществил и завещал их сыну Ивану, орловскому губернатору. Тот любил это село, намеревался жить здесь, а потому и приказал, не мешкая, ставить большой господский дом на горе, за околицей. Тогда же решили возводить на берегу Тьмы церковь. По воспоминаниям Анны Петровны Керн, проведшей здесь свои детские годы, «господский дом стоял на горе задом к саду, впереди его большой двор, окруженный каменною оградою. Далее площадь, охваченная с обеих сторон крестьянскими избами, и в середине ее, против дома, - каменная церковь». «Господский дом» - двухэтажный кирпичный дом с мезонином, построенный в стиле «ампир», со светлыми залами, анфиладами комнат, вместительными подвалами для хранения съестных запасов, с балконом, выходящим в сад, разбитый в начале XIX века. Ныне балкона нет, остались лишь ниши для «закладных балок». По архивным документам известно, что был еще парадный вход со стороны центральной аллеи и с торцов здания примыкали овальные башни из красного кирпича: Господский дом уединенный, Горой от ветров огражденный, Стоял над речкою. Вдали Пред ним пестрели и цвели Луга и нивы золотые… Живописен был молодой парк, порезанный тропинками. Парк был заложен в конце XVIII века почти на 15 десятинах земли. Одна часть его – с южной стороны дома – была разбита по плану Версальского парка. Другая, более древняя часть парка, разрослась наподобие парка английского, ландшафтного. «Регулярная» часть строилась из системы липовых аллей, распланированных в виде двух восьмилучевых звезд, которые располагались симметрично по сторонам центральной липовой аллеи, ведущей к пруду, а затем на площадь в село Берново, к церкви Успения. Особенно сильно усадьба пострадала во время Великой Отечественной войны. Поселившиеся на втором этаже фашисты устроили на первом конюшню. Солдаты рубили деревья, - деревья, видевшие Пушкина – и топили ими печи, устраивали завалы в парке. Сегодня во французской, «регулярной» части парка сохранились 43 липы, посаженные в 1774-75 гг. и в 1820 г., когда производилась подсадка. Средний возраст этих лип около 200 лет. За парком, по обе стороны все еще продолжавшейся аллеи располагались фруктовые сады с теплицей в юго-восточной части. Яблони всаживались в клинья липового парка. Вульфы и их гости часто называли парк «садом». Как и 160 лет назад, главная аллея ведет к пруду, современнику поэта. Некогда пруд достигал четырехметровой глубины, дно его выложено голубыми глинами. Пруд и сегодня отражает в зеркале своей глади особняк и любующуюся собой, изогнутую старую липу. И кажется, что растущие по краям пруда деревья уходят вершинами в глубину пруда… Эти прелестные места привлекают своей живописностью. В английском парке усматривается закон круга: круглые естественные поляны, обсаженные орешником, полукружье из акаций и сирени перед горкой с романтическим названием «Парнас», холмы, спуски и подъемы. Много можно обдумать за время неторопливой прогулки по пустынному парку. Простота и величие пейзажа исподволь настраивают на поэтический лад. На память приходят воспоминания внучки хозяина берновского дома, у которого гостил поэт. Ольга Николаевна Вульф дополнит наши представления о парке: «Очень красив был один из холмов в сад, названный «Парнас», и вся часть, известная под названием «зверинец», с гротами, в которых в давние времена содержались звери. Мой отец (мальчиком он видел Пушкина в Берновском доме) застал только кольца на деревьях. Эта часть сада гораздо древнее липовой. В ней шатровые ели насчитывают до 400 слоев, а были они в два обхвата толщиной». Сразу рисуются картины медвежьих забав, описанных поэтом в «Дубровском». Нет, не берновская земля нашептала такой сюжет Пушкину. Просто это было характерным элементом жизни дворянских усадеб той поры. Как и «зеленый театр». Был такой и у Вульфов. На склоне реки Озерня под уступами обнаружена площадка, а сами уступы, характер их расположения позволяет предположить, что это и был «зеленый театр». Как выглядел «зеленый театр», можно представить по воспоминаниям Варвары Бубновой: «Раздвинув руками траву, можно было различить вырытые полукругом земляные сиденья, сделанные руками крепостных, открывалась ровная когда-то, теперь заросшая кустарником поляна-сцена». Несколько дворянских поколений старались оставить после себя какой-нибудь след в этом парке. Хотя бы надписи на многочисленных деревьях. В них живет нераскрытая тайна, так и ушедшая от нас, заставляющая мучительно сопоставлять, сравнивать записи очевидцев и воспоминания современников. К началу XIX века вульфовская вотчина была снова разделена между родственниками. Берново – самое богатое из всех владений семьи – перешло Ивану Ивановичу Вульфу. В те годы село Берново было богатым и славилось по всей округе мастеровитыми людьми и ярмаркой. Среди мастеров были бондари, плотники, столяры, шорники, мельники, печники, кузнецы. 15 августа на ярмарку в Берново съезжались из Торжка, Вышнего Волочка, Ржева, Зубцова, Старицы и даже из Петербурга. Сюда везли пилы, английские серпы, уксус, мануфактуру, табак и др. Увозили с торгов хлеб, яйца, сбрую, кожу, шерсть, дуги, бочки, гвозди, глиняные горшки, поделки из бересты. Получив наследство, Иван Иванович вскоре оставил службу в лейб-гвардии Семеновском полку и вернулся в деревню отставным поручиком. Прославился Иван Иванович тем, что женившись рано на богатой и хорошенькой девушке, не ограничился этим и завел себе гарем из крепостных девок, с коими нажил дюжину детей. Деревенские красавицы в обиде на своего барина не были – почитали за счастье иметь дитя от Ивана Ивановича – тот всегда был восприемником младенцев при их крестинах, щедро одаривал молодых матерей. Так что сколько далеких потомков сельского донжуана, «утаенных Вульфов», и поныне здравствуют в тверском краю, история умалчивает. Надежда Гавриловна, законная супруга Ивана Ивановича Вульфа и мать его шестерых детей, измен неверного мужа стерпеть не смогла и уехала в свою псковскую деревеньку. Однако портрет этот, чтобы сделать его более точным, следует дополнить весьма важными штрихами: гарем не мешал владельцу Бернова жестоко взыскивать с крестьян за малейшие провинности, что и привело к волнениям среди крепостных. Из официальных источников того времени встает картина событий весны 1827 года. Берновские крестьяне в один из дней не явились для вывозки леса к сплаву по реке Тьме. «Собравшись скопищем, пришли без всякого разрешения к дому помещика, где лично от господской работы отклонились, делали грубости, не слушая приказаний». Испуганный помещик поспешил через своего зятя, старицкого исправника Василия Вельяшева, вызвать в Берново солдат старицкой команды и два взвода квартировавшего в уезде уланского Оренбургского полка. Волнение было подавлено, зачинщики получили по тысяче ударов шпицрутенами, а двоих, по мнению помещика, особо опасных бунтарей сослали в Сибирь. И.И.Вульф снова обрел возможность безмятежно проводить время в своем поместье поручив заботу о сахарном заводе, сплаве леса и полевых работах преданному управляющему, который взыскивал с крестьян не менее строго, чем сам барин. В завершение своего рассказа я хотел бы остановиться на судьбе еще одного человека – Николая Михайловича Вульфа, по воле судьбы ставшего последним «хозяином» Берновской усадьбы. Его трагическая судьба – это судьба всего лишь судьба одного человека, но по ней при желании можно проследить и судьбы десятков тысяч других людей, попавших в водоворот бурных событий начала XX века, вихрем пронесшихся по России. Они никогда не были ни вредителями, ни диверсантами, ни террористами, ни шпионами. Их единственная вина заключалась в том, что они были рождены в других сословиях – княжеских, дворянских, купеческих... В 1903 году берновский помещик Михаил Николаевич Вульф, неожиданно для многих, женился на простой крестьянке села Медное Тверского уезда Марии Денежкиной, которая в то время жила и работала прислугой у хозяина имения. В том же году у них родился сын – Николай. По всей видимости, брак помещика с крестьянкой не очень-то приветствовался родственниками дворянского рода Вульфов. На этой почве, наверняка, стали происходить родственные скандалы, которые привели к тому, что Михаил Вульф навсегда покинул родные места и уехал в Петербург. Это произошло в 1909 году, когда его сыну Николаю только исполнилось 6 лет. Берновское имение перешло во владение дальней родственнице – Анне Ивановне Вульф, а Мария Денежкина, потрясенная разлукой, серьезно заболела и вскоре совсем ослепла. Зимой 1914 года она скончалась. Николай Вульф находился на иждивении своей дальней родственницы до 11-летнего возраста, потом Анна Ивановна решила отправить его учиться в Москву, в кадетский корпус, где он пробыл до известных событий 1917 года. Кадетский корпус закрыли, и Николаю пришлось вернуться в «родные пенаты». Зимой 1918 года умирает Анна Ивановна, и Николай остается один. К весне 1919 года в крупных, рационально организованных, технически оборудованных, с развитыми специальными отраслями хозяйствах были организованы первые в Старицком уезде совхозы. Николай Вульф устраивается на работу делопроизводителем в Берновском волостном исполнительном комитете. Но в конце 1919 года местные власти стали настоятельно требовать, чтобы Николай Вульф, как бывший владелец имения, покинул пределы волости. И Николай уезжает в Москву, где поступает на службу в Государственный Исторический музей в качестве сотрудника отдела рукописей. Проработав там четыре месяца, он отправляется в командировку в Берново, чтобы приобрести для музея некоторые исторические вещи, связанные с Александром Сергеевичем Пушкиным. Но не доехал. По дороге на родину Вульф заболел сыпным тифом и пролежал в Старицкой больнице около двух месяцев. Здесь он познакомился с бывшим дворянином Болтом, который в тот момент работал агрономом в совхозе Панафидино Емельяновской волости. Он и пригласил Вульфа устроиться в совхоз рабочим. Девятнадцатилетний Николай принимает активное участие в создании местной комсомольской организации, общественной жизни совхоза. Здесь же, 5 мая 1923 года, местная партийная организация принимает Вульфа с свои ряды. С 1 июля 1924 года Николай работает счетоводом в совхозе и, как указано в характеристике, «вполне доказал свою преданность к делу кооперации». Казалось, жизнь Николая Вульфа вполне устроилась и можно строить планы на будущее. Но тут грянул гром среди ясного неба… Последовал анонимный донос в Емельяновскую избирательную комиссию о том, что «Николай Вульф – сын бывшего крупного помещика». Ярлык «лишенца» грозил дальнейшими репрессиями, ведь каждый, в чьей биографии когда-нибудь было хоть малейшее «пятнышко», мог без труда попасть в разряд «врага народа». Теперь все заслуги Николая Вульфа перед новым государством не в счет, есть только прошлое – то, что он сын крупного помещика. Вот почему Николай Вульф пишет во все инстанции о восстановлении в избирательных правах, но отовсюду один и тот же ответ – «сын крупного помещика». Последнее его прошение было послано 15 марта 1928 года в Президиум Тверского губернского исполкома, в котором, в частности, Вульф писал:«…Все основания сводятся к тому, что я сын помещика, несмотря на то, что я такой же сын помещика, как и сын батрачки. При всем моем желании, я ведь не могу сделать так, чтобы мой отец был не помещик». 28 апреля 1928 года наступает окончательная развязка по делу о восстановлении в избирательных правах Николая Михайловича Вульфа. Рабочая тройка Губизбиркома постановила: «Ходатайство гражданина Вульфа Николая Михайловича - отклонить». В итоге Николай Вульф был вынужден уехать из родных мест и поселиться там, где никто не мог знать о его социальном происхождении, где можно было, например, взять совсем другую фамилию или придумать новую «легенду» своей жизни. Сколько же их скиталось тогда по всей России – десятки, сотни тысяч, прячась от «гнева народа». Вот и лежат они под неизвестными фамилиями в могилах, забытые нерадивыми потомками. И кто знал, что именно на Николае Михайловиче Вульфе, прадед которого – Иван Иванович Вульф – общался с Александром Сергеевичем Пушкиным, прервется нить «дворянского гнезда», которое так воспевалось великим русским поэтом. Cергей Миронов, методист Центра по экскурсиям и туризму г. Старицы, краевед |