Начнем мы с истории самого этого понятия – «Пушкинское кольцо Верхневолжья». Как и когда оно появилось и действительно ли Пушкин ездил теми дорогами, по которым едут современные путешественники? С этими вопросами мы обратились к заведующему кафедрой истории русской литературы Тверского госуниверситета, доктору филологических наук профессору Михаилу Строганову:

– Понятие «Пушкинское кольцо Верхневолжья» утвердилось в общественном сознании одновременно с созданием двух пушкинских музеев: в Бернове и Торжке. В самом начале июня 1970 года в Бернове и Старице проходили Пушкинские чтения, на которых учитель-словесник Г.Я. Ходаков представил изготовленную им карту тех мест тверского края, которые связаны с именем Пушкина. Он-то и сказал впервые о «кольце» поездок поэта по Тверской губернии. Об этом вспоминал известный в Твери ныне покойный Леонид Андреевич Ильин. В письменной же форме понятие было зафиксировано в 1972 году, после выхода материалов Пушкинских чтений 1970 года. Однако там говорилось пока только о том, что Малинники, Берново и Курово-Покровское объявлены заповедником. Расхожим понятие «Пушкинское кольцо Верхневолжья» стало в 1975 году, но мы понимаем, конечно, что в массовое сознание оно проникало в течение гораздо большего времени.

– Мы знаем, что помимо уже названных вами усадеб в настоящее время в Пушкинское кольцо входят и другие объекты, в том числе в Торжке и Торжокском районе, как связанные с Пушкиным, так и совсем не связанные с ним.

– К названным, конечно, добавилось Павловское, а также Митино, Василево, погост Прутня с могилой Анны Керн и, наконец, просто замечательные дворянские усадьбы типа Чукавина, Коноплина, Красного, Глинкина, Знаменского-Райка. Все это должно было замыкаться в Калинине, потому что музеи Бернова и Торжка создавались как филиалы Тверского объединенного музея. Это, с одной стороны, перетягивало внимание к столице области, а с другой – повышало статус самого кольца. Я хочу обратить внимание на то, что в начале 1970-х знание о тверской земле в целом в пору пребывания здесь Пушкина были слишком ограниченны: научное краеведение было разрушено много раньше, а любители довольствовались вторичной информацией, легендами и слухами.

– И к чему это привело?

– А привело это к тому, что вне зависимости от желания создателей идеи Пушкинского кольца Верхневолжья и тех, кто ее реализовывал, формировалось представление о том, что Пушкин ездил по Пушкинскому кольцу: выезжал из Твери, направлялся в Старицкий уезд, потом ехал в Торжок, а оттуда – снова в Тверь. И по новой. Такое представление может сложиться даже у специалиста, не говоря уже об обычных людях.

Поэтому современный житель Твери и экскурсант уверен, что он повторяет пушкинский путь, когда на автобусе выезжает из Твери в Берново и проезжает мимо села Иванищи со старинной Успенской церковью XVI века, мимо поместья пушкинского знакомца Ивана Великопольского села Чукавино, мимо сельца Коноплино, которое уже в послепушкинские времена Великопольский продал известному историческому романисту и директору тверских училищ Ивану Лажечникову. Все это входит в Пушкинское кольцо, все это воспето в многочисленных путеводителях.

– На самом же деле Пушкин ездил совсем не так. Я вас правильно понял?

– Совершенно верно. Пушкин никогда не ездил по дороге из Твери в Старицу или из Старицы в Тверь. Эта дорога никак не связана с именем поэта. Так что проехать по Пушкинскому кольцу Верхневолжья – значит совершить очень интересную экскурсию по ряду достопримечательных мест тверского края. Следует только внушить экскурсантам, что по дороге Старица – Тверь Пушкин не ездил.

– А с этого места, Михаил Викторович, пожалуйста, подробнее.

– В пушкинское время из Старицы до Москвы кроме дороги через Тверь было два пути. Первый – через Ржев, Зубцов, Погорелое Городище, Волоколамск – согласно тому преданию, которое культивируют зубцовско-погорельские краеведы. По этому пути Пушкин должен был проехать около 245 километров, и этот путь был наиболее обустроенный и приспособленный для проезжающих. Второй путь по Старицко-Волоколамскому тракту через Бабынино, Степурино, Лотошино составлял примерно 126 километров. Этот путь был самым прямым и очевидным: проезжая по нему, путешественник не должен был делать крюк через Погорелое Городище, Зубцов и Ржев, но этот второй путь был и наименее удобным.

– По какому же из них ездил Пушкин?

– Давайте посчитаем. Для начала обратим внимание на то, что Пушкин каждый раз находится в пути почти сутки, хотя на самом деле, как можно предполагать, сутки с небольшим. В зимнее время расстояние между Берновом и Москвой при скорости 12 верст в час он должен был преодолеть за 19 часов чистого времени пути. Добавим к этому задержки, связанные с заменой лошадей, и т.д. Проезжающему времени, разумеется, ни на что не оставалось, в том числе и на то, чтобы поесть: поставить самовар тоже времени требовало. Получается, что Пушкин в свои сроки никак не успевал проехать по дороге Старица – Москва через Зубцов, Погорелое Городище и Волоколамск.

Я напомню, что два раза, в декабре 1828 года и в октябре 1829 года, наш путешественник ехал не из Старицы в Москву и не из Москвы в Старицу, а из Малинников в Москву и из Москвы в Малинники. Этот путь оказывался еще длиннее, при этом неизвестно, сколько времени он мог занять. Если мы учтем все это, то у нас не останется никакого другого выбора, как отправить Пушкина по дороге самой короткой, Малинники – Старица, потом по Старицко-Волоколамскому тракту через Бабынино, Степурино, Лотошино – Волоколамск – Москва. Этот путь составляет, я посчитал, 165 верст, то есть 176 километров. При известной нам скорости в 12 верст в час этот путь должен был занять около 13 часов. Пушкин же каждый раз находился в дороге чуть больше суток – значит он мог и отдохнуть, и чаю попить. К тому же дорога через Волоколамск была очень популярной в пушкинское время, и современники поэта ее хорошо знали.

– Однако есть данные о том, что Пушкин все-таки проезжал дорогой Тверь – Старица.

– Да, на это указывают составители последней «Летописи жизни и творчества» Пушкина, где называется и дата этой поездки – осень 1829 года. Однако мне неясно, на какие показания опираются составители, неясно, зачем Пушкин ехал этим путем, гораздо более длинным, чем дорога через Волоколамск, с которой он уже был знаком. В той же «Летописи» указывается на этот путь, хотя в маршруте поэта почему-то все время оказывается Клин, через который ехать совершенно не нужно.

– Какими еще путями пользовался Пушкин во время своих путешествий, связанных с Тверской губернией?

– Пушкин, несомненно, дорогой из Москвы в Петербург проезжал через Тверь, Торжок, Вышний Волочек. Когда же из Петербурга он ехал в усадьбу Вульфов Малинники, он проезжал и Волочек, и Торжок, а из Торжка он ехал не той дорогой, как мы теперь – через Грузины, Высокое и Богатьково, а через Страшевичи, откуда поворачивал через Курово-Покровское на Берново и уже оттуда – в Малинники. К сожалению, об этом пути мы знаем еще слишком мало. Он труден для современных поездок и изучения. Но его надо непременно изучать.

Современные путешественники, выезжающие из Москвы, также пользуются дорогой через Лотошино и Степурино, говоря, что она значительно короче путей через Тверь и Зубцов.

Часть вторая

«Никогда еще не видел я чужой земли. Граница имела для меня что-то таинственное: с детских лет путешествия были моей любимой мечтой», – писал Пушкин в «Путешествии в Арзрум». Поэт так никогда и не увидел «чужой земли», так никогда и не побывал за границей. Свою мечту о путешествиях он реализовывал в России. Поначалу все его поездки имели вынужденный характер, и только с 1826 года поэт мог сам выбирать маршруты своих путешествий. Один из них, возможно, самый любимый, пролегал в Тверской губернии. Куда он впервые отправился в 1828 году по приглашению своей соседки по Михайловскому, хозяйки Тригорского Прасковьи Александровны Осиповой. Пушкин обрадовался, путь его лежал в ее старицкое поместье Малинники.

Как мы уже писали, места Тверской губернии, связанные с именем «первого поэта России», объединены в Пушкинское кольцо Верхневолжья. В него входят Тверь, Старица, Берново, Курово-Покровское, Павловское, Малинники. Грузины, Митино, Василево, Торжок. Напомним, что в 1968 году, после выхода постановления исполкома Калининского областного Совета, которое называлось «Об охране, использовании и благоустройстве историко-природного заказника, связанного с жизнью и творчеством А.С. Пушкина», чиновникам от культуры надлежало проделать огромную работу. Им, в частности, было поручено взять под охрану деревянный особняк XVIII века в деревне Глинкино Торжокского района, отремонтировать усадебное здание в селе Курово-Покровское, восстановить парки в Бернове и Павловском Старицкого района, установить мемориальные доски в Бернове, Малинниках, Курово-Покровском и Павловском, а также на родине Куницына в селе Кой Сонковского района.

Оно, конечно, было поручено, но… В настоящее время приличной сохранностью может похвастаться одно лишь Берново, бывшая усадьба Вульфов, где располагается музей Пушкина. Хотя, судя по публикациям в советской печати, в середине 1980-х годов в Бернове, Грузинах, Малинниках и окрестностях Курово-Покровского проводились лесоохранительные и восстановительные работы в усадебных парковых комплексах. Мы решили посмотреть, что осталось от этих работ и что видят многочисленные туристы, покупая тур по Пушкинскому кольцу Верхневолжья.

Еще до поездки поинтересовались, что же предлагается путешественникам. Выяснилось немало любопытного. Например, на сайте «Музеи России» экскурсия по Пушкинскому кольцу включает в себя лишь посещение музеев в Бернове, Старице и Торжке, который к тому же сейчас закрыт на реэкспозицию. На сайте одной из многочисленных турфирм предложение оказалось привлекательнее. За время двухдневного тура туристы из Москвы имеют возможность с большой экскурсией побывать в Старице, проезжая мимо Малинников, услышать, видимо, трехминутный – дольше не получится – рассказ об этой усадьбе, посетить Берново, Торжок и завершить вояж в Твери. Уже неплохо.

Как видим, в расчет берутся только крайние точки кольца, а промежуточные совершенно не учитываются, рискнем предположить, о них даже ни слова не говорится. «Да и как все успеть?» – резонно возразят нам. Мы попытались, причем не за два дня, а за один. Что ж, вперед!

Мы выехали из Твери по Старицкому шоссе, Старицу благополучно проехали – знаем, что дом купца Филиппова, где бывал Пушкин, находится в более чем пристойном состоянии. Едем дальше. Первая остановка –

Красное

Через несколько километров подъезжаем к селу Братково, где нужно повернуть направо – село Красное находится километрах в четырех. Но сначала немного о его хозяевах.

– Семейство Полторацких помимо Красного в Тверской губернии владело несколькими имениями, в том числе знаменитыми Грузинами, – рассказывает наш гид доктор филологических наук профессор Михаил Строганов. – Федор Филиппович Полторацкий служил священником в Черниговской губернии, а его сын Марк Федорович, обладая великолепным голосом, достиг немалых успехов на музыкальном поприще и в 1753 году был назначен регентом Придворной певческой капеллы, где его пение регулярно слышала сама императрица. Не меньший успех сопутствовал Марку Федоровичу и на семейном поприще. Он женился и стал отцом 22 детей!

Чтобы попасть в Красное, надо переехать речку Холохольню. С моста открывается удивительный вид на искусственное озерко, устроенное хозяевами усадьбы Полторацкими, чуть выше деревьев – шпили диковинного для тверской земли храма Преображения Господня, но полностью мы его еще не видим. Он раскрывается перед нами сразу же во всей своей псевдоготической красоте. Все внимание сначала именно храму с его четырехлепестковой композицией, скульптурами над порталом и великолепными пропорциями. Оказывается, «в натуре» храм выглядит привлекательнее и миниатюрнее, что ли, – на фотографиях он смотрится каким-то массивным и неповоротливым, на снимках исчезает его, если можно так сказать, воздушность.

История храма Преображения Господня так же интересна, как и его архитектурное воплощение. Она в общем-то известна, однако для нашего сюжета и это важно. Непонятно почему, но Марк Федорович Полторацкий возжелал иметь у себя храм, точно повторяющий храм Чесменского дворца в Санкт-Петербурге, возведенный по проекту Ю. Фельтена. Что двигало Марком Федоровичем, не совсем понятно: ни он сам, ни члены его большой семьи никакого отношения к флоту не имели. И вот на тебе! В 1790 году строительство церкви завершили. Впрочем, как потом выяснилось, повторение столичных построек было весьма распространено: церковь в селе Кочемля в Кашинском районе очень напоминает московский храм Косьмы и Дамиана на Маросейке архитектора Казакова. Видимо, владельцев усадеб в провинции привлекали архитектурные проекты, удачно реализованные в столице, и они переносили их на провинциальную почву. А чем провинция хуже столиц?! Тот же Чесменский храм, кстати сказать, повторил в своей усадьбе Посадниково в Псковской губернии дворянин Ланской. Церковь в Красном неплохо сохранилась, в ней сейчас проходят службы. А если вспомнить, то в 1930-е годы в ее здании размещался колхозный склад.

На той же улице, что и церковь, стоит усадебный дом Полторацких, выстроенный из красного кирпича и белого камня, – ему повезло меньше: когда в нем располагалась школа, он жил, теперь же представляет собой жалкое зрелище. Всюду разруха и запустение. Входить внутрь опасно для здоровья, а может быть, даже для жизни – в любой момент сверху может упасть то, что еще не успело упасть и висит на соплях истории. Впрочем, в руинах, особенно если осматривать их изнутри, имеется прелесть, которая свойственна только разрушенным зданиям. Две печные трубы, одиноко стоящие в центре, напоминают, что когда-то из них шел дым, а дом был наполнен людскими голосами, звуками закрывающихся и открывающихся дверей, запахами всевозможных кушаний. Сейчас вместо всего этого уже выветрившийся, но все равно ощутимый запах гари: дом пострадал не только от времени, но и от пожара. Что касается обеда, то, как предположил Михаил Строганов, кухня, видимо, располагалась рядом, во флигеле. Он сохранился и скорее всего с домом соединялся для удобства своеобразной галереей.

В отличие от дома некогда великолепный парк пока жив, при Полторацких он террасами спускался к искусственному озерку на речке Холохольне, что можно почувствовать и увидеть и сегодня. Какой пейзаж открывался гостям и хозяевам усадьбы сверху, от дома, нетрудно догадаться. Тогда парк, конечно, был ухожен, крепостные садовники не давали деревьям разрастаться, так что смотреть, как по Холохольне плывут, качаясь, лодочки, можно было без всяких помех. Разве что комары, наверное, норовили помешать созерцанию ряби на воде и душевному отдохновению, но они и сейчас в парке Красного отличаются изрядной агрессивностью… Но от них же можно отмахиваться прутиком! Видимо, так и делала Анна Петровна Керн, которая приходилась внучкой Марку Федоровичу Полторацкому и дочерью Петра Марковича и Екатерины Ивановны, урожденной Вульф. Таким образом, Анна Петровна Керн была племянницей Прасковьи Александровны Осиповой, у которой в Малинниках гостил Пушкин. Стоит ли напоминать, что именно Керн поэт посвятил знаменитое стихотворение «К***» («Я помню чудное мгновенье…») – оно было написано спустя пять лет после их знакомства, в 1825 году, – и подарил его своему адресату.

– Из Красного прямая дорога ведет к одному из имений Вульфов – Кушникову, которое стало приданым матери Анны Керн Екатерины Ивановны Вульф, – говорит Михаил Строганов. – Возможно, что именно по кушниковской дороге и ехал Пушкин в Старицу из Малинников и Бернова – это самый короткий и прямой путь.

Но ни мы сами не стали рисковать, ни вам не советуем ехать по этой заглохшей дороге, которую теперь можно одолеть разве что на тракторе.

По уже привычному нам, но не совсем пушкинскому пути вернулись в Братково, повернули направо и поехали на Берново. «Учтите, Пушкин по этой дороге не ездил!» – напомнил наш гид, и мы устремились вперед.

Уезжать из бывшего имения Полторацких не хотелось: не зря это место зовется Красным – значит красивым. Однако маршрут по Пушкинскому кольцу Верхневолжья только начался, впереди еще много объектов, которые непременно надо посмотреть. В Браткове, правда, мы позволили себе полюбоваться замечательными интерьерами здешней Спасской церкви, которая была построена в 1804 году. Она уже давно не действует, весьма запущенна и разрушенна, однако остатки деревянного резного иконостаса сохранились. Впрочем, пройдет еще какое-то время, и от этого великолепия не останется уже ничего.

По асфальтированной трассе движемся дальше – к тем местам, которые точно видел Пушкин. На дороге машин не так много, точнее сказать, мы едем в гордом одиночестве. Вокруг стоит спокойствие, а цивилизация отсутствует напрочь: мобильные телефоны не работают, так что мы все время находимся «вне зоны действия сети» и чувствуем себя почти как путешественники позапрошлого века. У них ведь тоже мобильников не было! Единственная, конечно, разница состоит в способе передвижения: мы все-таки едем не на лошадях, а на автомобиле. Населенных пунктов по пути практически не наблюдается, что заставляет нас предположить, что почтовых ямов здесь не было и, стало быть, эта дорога появилась явно не в XIX веке.

До Бернова, где сейчас располагается музей Пушкина, примерно сорок километров, что по нынешним меркам не так далеко. Впрочем, до Бернова нам нужно сделать несколько остановок. Прежде всего в Малинниках, куда Пушкин впервые приехал осенью 1828 года по приглашению хозяйки этой усадьбы Прасковьи Александровны Осиповой, своей тригорской приятельницы, родная сестра которой, ко всему прочему, была замужем за двоюродным братом матери поэта. Первым мужем Прасковьи Осиповой был Николай Петрович Вульф, после смерти которого согласно завещанию она стала владелицей Кожухова, Негодяихи и Малинников.

– С семейством Осиповых у Пушкина сложились особые отношения, – рассказывает нам профессор Михаил Строганов. – Они были знакомы еще по Тригорскому, с Алексеем Вульфом его связывали приятельские отношения, старшая дочь Прасковьи Александровны Анна была безответно влюблена в поэта, к другой ее дочери, Евпраксии – Зизи, он относился с очевидной симпатией, о чем и писал в пятой главе «Евгения Онегина»: «Зизи, кристалл души моей…» А падчерице Осиповой, Алине, Пушкин посвятил известнейшее свое стихотворение «Я вас люблю, хоть я бешусь…»

Усадьба Малинники не отличалась теми размерами, которыми до сих пор может похвастаться Берново. Может быть, поэтому здесь ничего не сохранилось с прежних времен. Деревня находится на левом берегу Тьмы, в небольшой березовой роще стоял деревянный барский дом, выстроенный из корабельного леса. Пушкин поднимался по широкому крыльцу, которое украшали деревянные колонны, и впервые вошел в этот гостеприимный дом в конце октября 1828 года. Здесь он пишет «Посвящение» к только что законченной поэме «Полтава», работает над седьмой главой романа в стихах «Евгений Онегин», которую и завершает 4 ноября 1828 года. Именно в Малинниках созданы стихотворения «Анчар», «Чернь», «Цветок», «Ответ Катенину», «Ответ Готовцевой», «Как быстро, в поле, вкруг открытом…» и др.

Дом Осиповой в Малинниках был цел до 1923 года. Однако кто-то очень умный решил обложить его кирпичом, который, конечно, мало способствовал сохранению исторической постройки: теперь разве что музейные работники могут показать примерное место, где он стоял. Туристический автобус здесь не останавливается: о пребывании Пушкина в Малинниках экскурсовод рассказывает на ходу. А что расскажешь за три минуты? Да и увидеть крыши малинниковских домов можно только мельком. Сейчас делать остановку в бывшем владении Осиповой и в самом деле почти бессмысленно: бродить тропой, по которой якобы ходил Пушкин, удовольствие сомнительное, по крайней мере для меня…

«В Малинники Пушкин приезжал зимой 1829 года, живя в Павловском, весной 1830-го и всего на несколько часов заехал сюда в августе 1833 года. Здесь у него всегда было хорошее настроение, здесь ему писалось легко, – говорит Михаил Строганов. – В письме к барону Дельвигу Пушкин признавался: «…Здесь мне очень весело, ибо деревенскую жизнь я очень люблю… Я езжу по пороше, играю в вист по 8 гривн роберт – и таким образом прилепляюсь к прелестям добродетели и гнушаюсь сетей порока…»

– Сначала надо сказать, что Пушкин приезжал в Малинники в октябре, ноябре, январе, и свежей малины он, конечно, не видел. Но в повести «Эмилиевы письма» М.Н. Муравьев, хорошо знавший эти места, писал о Малинниках: они называются так «от того, что здесь много малины и отменно вкусной». А Пушкин читал эту повесть в 1828–1829 годах, когда наезжал в Старицкий уезд.

12 октября 1847 года Анна Вульф писала сестре Евпраксии из Малинников: «И Пушкина я так живо вспоминаю и refrain его: хоть малиной не корми, да в Малинники возьми, и всю молодость и нашу тогдашнюю жизнь». Стареющая Анна Николаевна, когда-то влюбленная в Пушкина, вспоминает поэта через десять с лишним лет после его смерти. И поскольку письмо пишется из Малинников, естественно, всплывают и строчки двустишия.

Степень достоверности текста и принадлежности его Пушкину достаточно велика: Анне Николаевне незачем в интимном письме обманывать сестру и сочинять что-то за поэта. К тому же сама Евпраксия могла слышать эти стихи от Пушкина. И хотя они не сохранились в письменной форме, они очень точны. Во-первых, малый объем стихотворения очень легко точно запомнить наизусть. А во-вторых, известна еще одна редакция этого экспромта:

Но в Малинники возьмите.

Опубликовавший эти строки тверской историк и краевед В.И. Колосов указал, что они известны «со слов современницы Пушкина», имея в виду, видимо, Е.Е. Смирнову (в замужестве Синицыну). Этот вариант менее точен: в нем нарушена мужская рифмовка, придающая тексту афористический характер. Поэтому единственное разночтение – это союз но вместо да. Но в не закрепленных письменно текстах Пушкина такие разночтения никогда не смущают исследователей. Поэтому странно, что эти стихи до сих пор не включены в собрания сочинений поэта. При этом текст, сообщенный Анной Вульф, следует считать за основной, а текст Е.Е. Синицыной – за его вариант.

Малинники – первая вульфовская усадьба на пути к Бернову. А совсем недалеко от них, только на правом берегу Тьмы, находилось имение штабс-ротмистра, старицкого исправника Василия Ивановича Вельяшева Мариничи. Усадебный деревянный дом располагался на высоком берегу Тьмы, и сейчас все еще можно догадаться, где он стоял, – на это указывают сохранившиеся до настоящего времени высокие старые деревья. На тот, другой, берег речки открывается вид в высшей степени замечательный. Им, возможно, мог любоваться и Пушкин.

Василий Вельяшев был женат на Наталье Ивановне Вульф. Брак этот долгое время не получал одобрения со стороны родителей невесты, владельцев Берновской вотчины Ивана Петровича Вульфа и его жены Анны Федоровны. Еще бы: жених – полицейский чиновник! Однако браку этому суждено было свершиться. И был он очень удачен: на берновском кладбище сохранились могильные плиты Василия и Натальи Вельяшевых с трогательной надписью: «Здесь погребены два друга, два нежнейших родителя». Дети чувствовали и запомнили на всю жизнь теплоту родительского дома.

Из шестерых детей Вельяшевых в истории нашей культуры осталась Екатерина, про которую сложены такие стихи:

 Подъезжая под Ижоры,

Я взглянул на небеса

И воспомнил ваши взоры,

Ваши синие глаза.

Пушкин познакомился с Катенькой Вельяшевой в 1829 году в Старице, куда приехал на крещенские праздники и внес в них веселье и разнообразие. Алексей Вульф в своем дневнике пишет: «Его светский ум очень приятен в обществе, особенно женском. С ним я заключил оборонительный и наступательный союз против красавиц, отчего его и прозвали сестры Мефистофелем, а меня Фаустом». Союз этот был направлен в том числе и против Катеньки Вельяшевой…

Недалеко от усадьбы Мариничи, но на этом берегу Тьмы – деревня Глазуново, доставшаяся по наследству Павлу Ивановичу Вульфу. Теперь в Глазунове современный дачный поселок: деревню облюбовали москвичи. Непонятно только, как они без мобильной связи обходятся, хотя летом, в отпуске, она, наверное, и не нужна… Деревня тянется вдоль реки, а поближе к дороге в окружении вековых лип виднеется старинная деревянная часовенка середины XIX века. Пушкин ее, конечно, не видал, но в современную жизнь она вносит столь нужные тишину и спокойствие.

…Не успели мы немного отъехать от Глазунова, как вновь – усадьбы. Если с трассы свернуть направо, через некоторое время приедешь в Павловское, усадьбу Павла Ивановича Вульфа. Здесь Пушкин написал стихотворения «Зимнее утро», «Зима. Что делать нам в деревне?», многие строфы из «Евгения Онегина», начал прозаический «Роман в письмах». Здесь Пушкин «объедался вареньем», играл в вист и писал жене: «Ты не угадаешь, мой ангел, откуда я тебе пишу: из Павловского».

Заезжать в Павловское сейчас нет никакой нужды: смотреть здесь почти нечего. Только очень любопытный и неутомимый турист, быть может, забредет сюда, чтобы увидеть последние остатки трех скотных дворов, которые местные жители приспособили под сараи.

– Скотные дворы Вульфов как памятник прежней хозяйственной жизни, конечно, интересны, – рассказывает о постройках Михаил Строганов, – Но где-то, быть может, они сохранились лучше и ярче. Однако именно про эти скотные дворы Пушкин написал:

 Порой дождливою намедни

Я, заглянув на скотный двор

… Тьфу! Прозаические бредни,

Фламандской школы пестрый сор!

С этим трудно не согласиться.

До места усадебного дома Вульфа и памятной стелы решительно не добраться – летом здесь все зарастает борщевиком, зимой все покрывается сугробами. Немногое осталось от ландшафтного парка «любезнейшего Павла Ивановича», да и от устроенного им каскада прудов сохранился лишь один. Видимо, по этой причине Павловское, называвшееся раньше Подлизаевом, практически не упоминается в туристических маршрутах. Хотя посетителям музея поэта в Бернове о нем, безусловно, рассказывают.

Если же с трассы свернуть налево, мы увидим деревню Подсосенье, в конце которой крутой высокий скат холма и старые деревья напоминают, что здесь некогда была барская усадьба. От усадьбы Подсосенье, к счастью, остался дом (хоть и перестроенный), в котором жила семья Александра Тихоновича Юргенева, – он перенесен и стоит теперь в берновском парке. С помещиком Юргеневым, судя по письму Пушкина к Алексею Вульфу, поэт был знаком. «О владельце Подсосенья мало кто знает. Гораздо более известна его внучка – Лидия Стахиевна Мизинова, которая занимает в жизни Чехова такое важное место, какого Александр Юргенев не занимал в жизни Пушкина, – говорит нам Михаил Строганов. – Подсосенье принадлежало Федору Ивановичу Вульфу, который, впрочем, умер, не успев документально оформить сделку купли-продажи, так что процесс размежевания с Вульфами затянулся на долгие годы. Александр Юргенев был отцом двух дочерей – Серафимы и Лидии. Серафима породнилась с Вульфами и стала владелицей Курова-Покровского. Лидия же, выйдя замуж за Стахия Мизинова, стала матерью той самой «божественной Лики»... Но это уже совсем другая история, к которой, возможно, мы еще вернемся.

 Малинники, Мариничи, Подсосенье – это лишь часть существовавших в Старицком уезде усадеб, так или иначе связанных с именем Пушкина: Кушниково, Нивы, Панафидино, Рясня, Сверчково, Степурино. Ими владели люди, чьи имена хорошо известны из биографии поэта: Вульфы, Полторацкие, Панафидины. Многие поместья для нас безвозвратно потеряны. Из всех «пушкинских» усадеб осталось, правда, Берново. Куда мы, оставив в стороне Подсосенье, теперь и держим путь. 

 Часть четвертая

От Малинников и Подсосенья до Бернова всего несколько минут езды. И вот мы въезжаем в старинное село, центр берновской вотчины, принадлежавшей тверским помещикам Вульфам. Именно здесь сохранился большой усадебный дом, в котором в 1970 году был открыт музей Пушкина. Сейчас из всего пушкинского маршрута Берново особенно выделяется, более того – в одном из туристических интернет-справочников мы нашли довольно интересную характеристику этого места: «На настоящий момент Берново – несомненный центр Пушкинского кольца».

Род Вульфов был внесен в шестую часть дворянской родословной книги Тверской губернии в 1793 году, их дворянству было более ста лет… Имелся и фамильный девиз: «Ora et spera», что в переводе с латыни означает «Молись и надейся». Двухэтажный каменный дом строился при Иване Петровиче Вульфе, который, выйдя в отставку, поселился в этих местах в 1769 году. Анна Петровна Керн вспоминала: «Это был настоящий помещичий замок: необыкновенно толстые стены, анфилады просторных залов, высокие светлые окна второго этажа, под домом вместительные подвалы. Дом сооружался на широкую ногу. В нем было около 30 комнат. По бокам выстроены каменные флигели». Анна Керн, урожденная Полторацкая, жила у своего деда в одном из этих флигелей с 8 до 12 лет. До нас они не дошли, однако об их былом существовании все еще напоминают небольшие горки по обе стороны дома.

Сначала, впрочем, господский – деревянный – дом стоял на другом холме, с которого открывался вид на площадь с Успенской церковью XVII века. Это было красивое место, однако жену Ивана Петровича Вульфа Анну Федоровну оно не устраивало: «Здесь пахло мужиками». Тогда-то и решили построить уже каменный особняк на другом конце села, подальше от крестьянских изб.

В начале XIX века берновские владения Ивана Петровича были разделены между его детьми – пятью сыновьями и тремя дочерьми. По завещанию Берново отошло Ивану Ивановичу, Павловское – Павлу Ивановичу, Петру Ивановичу досталось сельцо Соколово, Анне Ивановне – Курово-Покровское, Малинники стали принадлежать вдове Николая Ивановича Вульфа Прасковье Александровне Осиповой. Именно с этими представителями большой семьи Вульфов и общался Пушкин во время своих приездов в старицкие края. Пушкин не останавливался в Бернове надолго. Впрочем, некоторые краеведы рассказывают, что, когда поэт гостил здесь, ему отводили комнату на втором этаже, из окна которой открывался дивной красоты вид на парк. Комната была удобной еще и потому, что имела дверь на балкон. Наш гид Михаил Строганов говорит, что поэт никогда не читал здесь своих стихов, даже настойчивые просьбы супруги хозяина дома Надежды Гавриловны оставляли его равнодушным. Пушкин больше был склонен к разговорам, а не к декламации своих произведений, которые, впрочем, и писались во владениях других Вульфов.

В берновском доме воспитывалась Анна Ивановна Вульф, племянница Прасковьи Осиповой. Пушкин был увлечен ею, называл ее Netty и посвятил ей следующие строки:

 За Netty сердцем я витаю

В Твери, в Москве.

И Р и О позабываю

Для N и W.

А в письме к своему приятелю Алексею Вульфу писал: «Netty, нежная, истерическая, потолстевшая Netty… Вот уже третий день как я в нее влюблен». И дальше: «Недавно мы узнали, что Netty, отходя ко сну, имеет привычку крестить все предметы, окружающие ее постелю. Постараюсь достать (как памятник непорочности моей любви) сосуд, ею освященный». Пушкин шутит, конечно. А о родной сестре Netty Екатерине он писал Алексею Вульфу в том же 1829 году: «В Бернове я не застал уже… Минерву» – так он называл Екатерину Вульф, четыре года назад вышедшую замуж за ревнивого ротмистра Гладкова.

«Наше милое Берново» – так называла Анна Керн усадьбу своего деда. Очарование этого места чувствуется и сейчас. Неплохо сохранившийся, хотя частично и перестроенный дом, регулярный и пейзажный парки, а в глубине последнего располагается горка Парнас. Вряд ли можно точно установить, кто дал ей это название, но без подобных горок не обходилась ни одна дворянская усадьба. До недавнего времени горку Парнас украшала вековая сосна, которую, как гласит предание, видел Пушкин. А еще в конце XIX века на одной из старинных лип читалась надпись, которую, как считали местные жители, вырезал сам Пушкин: «Прости! как страшно это слово». Липы этой уже нет, да и представить себе, что поэт что-то вырезает на дереве, вряд ли возможно: это одна из многочисленных легенд, которыми овеяно пребывание Пушкина в тверском крае.

В более или менее приличном состоянии сейчас находится регулярная часть парка со старинными липами и прудом, в водах которого отражается вульфовский замок. По аллеям и дорожкам приятно гулять, особенно когда в усадьбе ни души, пригодятся и белые скамейки, заботливо поставленные в парке сотрудниками музея, – на них можно отдохнуть, подышать свежим берновским воздухом и насладиться тишиной и спокойствием. Как сообщила нам заведующая музеем Пушкина в Бернове Елена Сметанникова, старинный парк в скором времени заживет новой жизнью – специалисты по садово-парковой архитектуре займутся его восстановлением. И возможно, в обозримом будущем он станет таким же или почти таким же, каким был в пушкинскую эпоху.

Вернемся, однако, к настоящему. Помимо флигелей в Бернове утрачены и хозяйственные постройки, располагавшиеся рядом с домом. Назначение их, по словам Михаила Строганова, можно определить по характеру сохранившихся прудов, один из которых был предназначен для водопоя, а, стало быть, рядом находилась конюшня, из другого же брали воду для хозяйственных нужд. Этот пруд выкопан через дорогу от дома и, естественно, не отличается какой-то особой парадностью – этого и не требовалось, ведь водой из него в доме мыли полы. Он был скрыт от взоров гостей усадьбы, и, конечно, Пушкин его мог и не видеть, как не видят его сейчас многочисленные посетители берновского музея. Хотя именно по таким сохранившимся памятникам, наверное, и можно понять, как и чем жила дворянская усадьба.

Берново за время своего существования видело многое. В 1815 году, например, дети Ивана Петровича Вульфа долго спорили относительно раздела имущества – многие были недовольны завещанием отца. А в 1827 году в селе взбунтовались крестьяне из-за «отягощения помещичьей работой». Вполне вероятно, именно этим вызваны размышления Пушкина о крестьянской доле в незавершенном «Романе в письмах» и «Истории села Горюхина». Бывая в Бернове, если верить воспоминаниям крестьянина Бородина, Пушкин общался с крепостными Вульфов, крестьяне почитали его за весельчака, большого шутника и доброго человека. Возможно, что именно в Бернове поэту рассказали печальную историю дочери местного мельника, которая утопилась в реке Тьме, чтобы смыть бесчестье. Считается, что этот реальный случай (очень часто повторявшийся во многих усадьбах) лег в основу незаконченной драмы Пушкина «Русалка». Этот омут стал знаменит и благодаря кисти Исаака Левитана, жившего в этих краях полвека спустя и написавшего здесь знаменитую картину «У омута».

К письму нашей читательницы ветерана труда Л. Анисимовой, с которого мы и начали свой рассказ о Пушкинском кольце Верхневолжья, была приложена ксерокопия статьи «Гибель пушкинской «Русалки» из газеты «Советская культура» почти двадцатилетней давности. Ее автор Евграф Кончин рассказывает, в частности, о том, что первоначально в маршрут Пушкинского кольца были включены берновская мельница, плотина и левитановский омут. Уже к 1970-м годам от мельницы ничего не осталось, деревянная плотина обветшала, и их решили осовременить, что привело к необратимым последствиям. Новодел не выдержал первого же половодья: «Разгневанная река, которой закрыли естественный ход ее течения, ринулась на берег и смыла его вместе с проезжей дорогой в воду, подошла к домам и огородам, а затем пробила себе новое русло». Итог, пишет автор «Советской культуры», был и вовсе трагичным: плотину и мельницу взорвали, а левитановский омут уничтожила в половодье та же взрывчатка. Как тут не вспомнить пушкинские строки из «Русалки»:

 Знакомые, печальные места!

Я узнаю окрестные предметы –

Вот мельница! Она уж развалилась:

Веселый шум ее колес умолкнул…

Исчезли мельница и плотина, которые мог видеть Пушкин. Остался теперь один небольшой обелиск, установленный на берегу Тьмы и напоминающий о Пушкине и Левитане.

В версте от Бернова в своем небольшом имении Соколово жил брат Ивана Ивановича Вульфа Петр Иванович, человек амбициозный и тщеславный. Он был очень недоволен тем, как отец распределил владения между детьми, – рассчитывал получить отцовскую усадьбу, а стал владельцем небольшого сельца Соколово, которое сейчас слилось с Берновом. Обида эта повлияла не только на отношения с родными, но и на то, как Петр Иванович построил свой собственный дом. Он не отличался большими размерами, был одноэтажным деревянным, имел мезонин и два флигеля (вероятнее всего, что дом Вельяшевых в Мариничах выглядел так же). Что интересно, стоял дом на левом берегу Тьмы и главным фасадом смотрел в сторону от Бернова. Такой кундштюк, по всей видимости, по мнению Петра Ивановича, должен был разозлить родного брата, потому что с горы дерзость владельца Соколова отлично просматривалась. Эти предположения, впрочем, не лишены оснований: Петр Иванович отличался весьма суровым нравом. «Об этом в своем дневнике пишет Алексей Вульф, – говорит Михаил Строганов, показывая нам остатки усадьбы Соколово. – Он учился вместе с двумя великими князьями Николаем и Михаилом Павловичами у своего двоюродного дяди Матвея Никитича Муравьева, который, как известно, был наставником императорских детей, а потом служил кавалером при них. И весьма гордился этим. Петр Иванович не очень любил навещать своих родственников и был недоволен, когда его дети находились, например, в Бернове».

…Дом Петра Вульфа постигла участь многих дворянских усадеб: шансов выжить деревянная постройка практически не имела. О том, где она находилась, могут рассказать аллеи акаций, которые обозначали границы усадьбы и небольшого парка. По двойной такой аллее члены семьи Петра Ивановича могли не только гулять пешком, но и проехаться верхом на лошади. Впрочем, от небольшого поместья кое-что все-таки осталось: сохранился один из флигелей, в нем и сейчас живут люди. А рядом – электрическая подстанция: именно на этом месте и стоял барский дом. Недалеко от него находились людские, погреба, конюшни, скотные дворы. Скотные дворы можно видеть и сейчас, правда, чтобы добраться до этих руин, надо спуститься с главной трассы к Тьме, на что требуется время, а его-то туристам как раз и не хватает. Эти постройки из красного кирпича на высоком фундаменте из старицкого известняка имели замкнутый характер, а внутренний двор их от непогоды защищала крыша. Практично, не правда ли? В то же время в двух метрах стоит современный сарай, который можно было бы и не строить вовсе, а обустроить бывшие помещичьи скотные дворы – простояли бы еще и еще.

О соколовском парке, спускающемся к Тьме, напоминают несколько лиственниц. На одной из них мы нашли нечто вроде мемориальной доски, по крайней мере надпись на ней вполне соответствующая: «Деревья «Берновские». Площадь – 3 га. Охраняется государством». Табличка эта намертво прибита к дереву гвоздем! А на берегу Тьмы все еще можно узнать запруды с небольшими островками, которые были специально устроены владельцами усадьбы.

Где-то здесь раньше были и погреба для хранения запасов. Михаил Строганов предложил нам поискать их, но процесс, надо сказать, несколько затянулся – погреба никак не хотели отыскиваться и словно бы нарочно прятались под густой травой. На одном из холмиков в очередной раз заметили ржавый лист железа и из любопытства приподняли его. А вдруг это и есть погреб? Ну конечно, погреб, который, впрочем, выполняет сейчас совсем другие функции: местные жители складируют в нем не запасы, а отходы. Судя по всему, погреб отличался изрядными размерами и глубиной, а стены его выложены красным кирпичом, что скорее всего создавало лучшие условия для хранения запасов на зиму, например, яблочного или смородинового варенья. Красная смородина растет здесь в изобилии, и в начале сентября на ее ветках все еще висели спелые ягоды.

Несмотря на близость Соколова к Бернову, Пушкин вряд ли наведывался к Петру Ивановичу. По словам Михаила Строганова, приятель поэта Алексей Вульф бывал здесь, а в своем знаменитом дневнике оставил в январе 1829 года интересную запись. Речь в ней идет о том, что они охотятся, играют в вист, ездят в Берново, Соколово и Павловское и за этими занятиями проводят время до отъезда в Петербург, куда он должен был отправиться с Александром Сергеевичем. Мы же покидаем Соколово и едем дальше, в Курово-Покровское.  

Евгений ПЕТРЕНКО 

Источник: Газета «Тверская Жизнь»,

05 сентября 2007 (среда) - №26253

07 сентября 2007 (пятница) - №26255

19 сентября 2007 (среда) - №26263

17 октября 2007 (среда) 26283